Свою версию стремительной реформы Российской академии наук, её причины и последствия для Отечества Colta.ru представил доктор исторических наук Аскольд Игоревич ИВАНЧИК, информирует «Тихоокеанская Россия»
Как была устроена РАН
Академия наук была основана290 лет назад указом Петра Первого. За свою историю она пережила ряд трансформаций, и тот вид, в котором она существовала до 1 января этого года, она приобрела к 1930 годам (хотя некоторые существенные изменения происходили и позже, в частности, в 1992 году). Начиная с 1930-х Академия превратилась в главный центр научных исследований в Советском Союзе, а затем в России и ряде постсоветских государств.
Сотрудники РАН занимались в первую очередь научными исследованиями, и в их обязанности не входило преподавание. Соответственно студенты в академических учреждениях за редкими исключениями (базовые кафедры МФТИ) отсутствовали, но большую роль играла аспирантура, которая рассматривалась не столько как последний этап образования, сколько как первый этап научной работы — все аспиранты вели научные исследования. Сейчас эта концепция меняется: согласно мнению Министерства образования, аспирантура — это последний этап обучения, а научная составляющая здесь не играет особой роли. По этой концепции аспирантура не обязательно должна заканчиваться защитой диссертации, что раньше было необходимым условием для успешного её окончания. Это изменение к худшему.
Впрочем, настоящего разрыва между академией и университетами никогда не было: многие сотрудники академии преподавали и в советское время, а в последние двадцать лет подавляющее большинство преподаёт на условиях совместительства. То есть связь между академией и университетами существовала в форме как бы «личной унии»; хотя в последние годы появились и собственно академические университеты.
Если сравнивать РАН и всю остальную науку, то по статистике прошлого года из учёных, занятых в гражданских исследованиях в России, в РАН работало примерно 13 процентов. Основной показатель работы учёного —публикации; так вот, эти 13 процентов учёных обеспечивали 55 процентов российских публикаций, причём наиболее высокого уровня. На них же приходится большая часть цитирований (в том числе международных). Если взять эти цифры, то получается, что в среднем учёный, работающий в академии, в шесть раз продуктивнее учёного, работающего за её пределами. Причины этого в том, что сотрудники университетов перегружены преподаванием, а также и в том, что в академии бюрократическая нагрузка до сих пор была гораздо меньше. На университетских преподавателей всегда давило то, что помимо преподавания им нужно писать много отчётов, учебно-методических планов, пособий, заявок и так далее. Соответственно активные учёные стремились работать в академии, что приводило к оттоку кадров из вузовской системы.
Такая организация науки довольно специфична и отличается от той, что принята во многих других странах. В большинстве европейских стран (Франции, Германии, Италии, Испании) есть чисто научные учреждения, сходные с РАН, но университеты играют не меньшую, а часто и большую роль в научных исследованиях, и их профессора обязаны не только преподавать, но и заниматься исследованиями. Они делят своё время примерно пополам между задачами образования и задачами науки. Кроме того, активно занятые исследованиями профессора могут и вовсе сводить свою преподавательскую нагрузку к минимуму: получая крупные гранты, они могут «выкупать» своё рабочее время — нанимая преподавателей, которые будут нести их нагрузку; при этом себе они оставляют, например, один час лекций в неделю, и он к тому же может читаться «модульным» методом — единым блоком за две недели. В СССР преподаватели вузов тоже должны были вести исследования, но их главным занятием считалось преподавание; эта ситуация не изменилась и в постсоветский период. В России нагрузка на преподавателей гораздо выше, чем на Западе. Профессор университета в Европе или в Северной Америке преподает 4—6 часов в неделю, российский — примерно 18—20 часов. В Европе максимальная нагрузка на преподавателя — 290 часов в год, у нас — 900 часов в год. В таких условиях на исследования остаётся очень мало времени и сил, и те профессора, которые при полной нагрузке успевают вести исследования, — настоящие герои.
С точки зрения организации РАН являлась одновременно «научным обществом» (как говорят на Западе) и исследовательской организацией. Структурно это выглядит следующим образом: главная единица — это исследовательский институт, внутри которого есть своя структура, отделы, лаборатории, сектора. Институты объединены в тематические отделения (историко-филологическое отделение, отделение физики, отделение химии и прочие). Отделения, в свою очередь, составляют академию. Есть ещё региональные отделения и научные центры (Сибирское отделение, Дальневосточное, Уральское, Петербургский научный центр и другие). Институты, находящиеся вне Москвы, входят одновременно в тематические и в региональные отделения или научные центры.
Отделения являются структурными подразделениями академии не только как исследовательской организации, но и как научного общества. Члены академии (академики и члены-корреспонденты, членство в академии двухступенчатое) входят каждый в соответствующее отделение (и тематическое, и региональное). Быть избранным членом РАН и в дореволюционной, и в послереволюционной России было высшим признанием научных заслуг. Выборы проходят по тем же принципам, что и в других научных обществах: членов-корреспондентов выбирают академики и члены-корреспонденты, а академиков могут выбирать только академики. Академики и члены-корреспонденты каждого отделения выбирают из своей среды академика-секретаря, который руководит отделением. Высшим органом академии является общее собрание, которое выбирает президента, вице-президентов и президиум РАН.
Одна из важнейших функций отделения — выборы директоров институтов, входящих в это отделение. До 1992 года голос научных сотрудников при этом никак не учитывался, директор выбирался академиками и членами-корреспондентами. В 1991—1992 годах произошла реформа, которая существенно усилила роль простых научных сотрудников. Начиная с этого времени членами общих собраний отделений и всей академии, которые решают все важные вопросы, стали также и представители институтов. От каждого института в зависимости от его численного состава выбирался делегат (если не ошибаюсь, один на каждые 100 человек), который имел те же права, что и члены академии. В том числе он имел право голоса при выборе директоров и иных голосованиях, за исключением выборов новых членов-корреспондентов и академиков.
Кроме того, изменилась и процедура назначения директора. Раньше директора выбирало только отделение, а с 1992 года кандидата в директора выдвигали или учёный совет института, или общее собрание его научных сотрудников, или члены академии. Все выдвинутые кандидаты регистрировались и представляли свои программы, после чего общее собрание научных сотрудников института выражало своё мнение тайным голосованием. Окончательное решение оставалось за отделением, которое выбирало директора тайным голосованием (с участием представителей институтов) из числа представленных институтом кандидатов. Отделение не было обязано следовать мнению сотрудников института, но результаты их голосования всегда были наиболее весомым аргументом в дискуссии, и для того, чтобы пойти против мнения сотрудников, отделению необходимы были очень серьёзные причины.
Как явствует из приведённых выше данных по публикациям, по состоянию на 2013 год РАН была наиболее эффективно работающей научной институцией среди имеющихся в России. Конечно, были и недостатки, и внутри научного сообщества существовала довольно большая группа людей, которые требовали реформ. Они, в частности, указывали на то, что члены РАН занимают слишком большое место в жизни академии, что нужно расширять самоуправление и представительство сотрудников, ввести обязательную ротацию и сменяемость руководства академии и директоров институтов (президент Юрий Осипов возглавлял РАН 22 года, и его деятельность, особенно в последний период, у многих не вызывала одобрения). Указывалось на то, что средний возраст членов академии слишком высок. Правда, академия пыталась с этим бороться: неоднократно вводились специальные вакансии для учёных возрастом до 50 лет. Однако такой подход имеет и плюсы, и минусы: например, это значит, что крупный учёный, которому 51 год, имеет меньше шансов быть избранным, чем более молодой, но менее крупный учёный.
Что касается коррупции, о которой так много говорят, то одним из её проявлений является защита так называемых фальшивых диссертаций — их поиском успешно занимается в последнее время Диссернет (dissernet.org). К настоящему времени он провёл уже, кажется, несколько тысяч экспертиз и выявил настоящие «фабрики» фальшивых диссертаций, производящие их десятками. При этом выяснилось, что такие фабрики существуют почти исключительно в вузах, а академия затронута этим позорным явлением в гораздо меньшей степени.
Конечно, были и различные злоупотребления в хозяйственной сфере, в первую очередь проблемы со строительством домов, распределением квартир. По сравнению с большинством других ведомств — это детские шалости (часто речь идёт о нарушении не закона, а этики), но тем не менее злоупотребления были, и на это тоже указывали критики и реформаторы внутри академии.
В общем, критика внутри РАН была довольно существенной, и среди академиков сложилась сильная группа реформаторов, которая планировала изменить систему. Борьба с консерваторами внутри РАН была долгой и завершилась победой реформаторов — президент Владимир Фортов, избранный в мае 2013 года, представлял эту группу.
Правительственная реформа РАН и её причины
Новоизбранному президенту академику Фортову и его сторонникам не было суждено осуществить их программу. Менее чем через месяц после избрания Фортова, когда он ещё не был утверждён в своей должности президентом России Путиным, как того требуют действующие с 2008 года правила, началась правительственная реформа РАН, которую было бы вернее назвать её уничтожением.
Реформа была проведена как настоящая спецоперация. О том, что она готовится, не знал никто, не было никаких утечек информации. Даже на уровне замглавы профильного министерства об этом, похоже, не было известно до последнего дня. В какой момент о реформе узнал министр образования и науки Д.В. Ливанов — непонятно, сам он говорил, что с реформой согласен, но в её разработке не участвовал. Авторы реформы так до сих пор и не названы, об их именах можно только гадать. Не знал о ней и президент академии. Фортов был вызван в правительство вечером 26 июня, и ему был показан проект закона, который на следующий день должен был обсуждаться в правительстве. Дальше он провёл ночь в дискуссиях с Ливановым и Голодец, пытаясь найти хоть какой-то компромисс, — безуспешно. На следующий день было заседание правительства, где был предложен этот закон — чуть ли не семнадцатым пунктом повестки дня. О том, что этот закон вносится, не знали даже ключевые министры. Не знал министр обороны Шойгу (а РАН связана и с оборонными заказами). Не знал министр иностранных дел Лавров, не знал министр сельского хозяйства Фёдоров, хотя это касалось и сельскохозяйственной академии. Конечно, им это не понравилось. Но все возражения возмущённых министров были отклонены: премьер-министр Медведев заявил, что решение было принято на высшем уровне. Учитывая, как складывалась судьба этого закона, сомневаться в этом не приходится. Закон был внесён в Думу на следующий же день, что происходит крайне редко. Это была пятница, а уже в понедельник он был принят в первом чтении, без всякого общественного обсуждения, предусмотренного обычными процедурами. Прохождение его во втором и третьем чтении через Думу планировалось в течение недели, и лишь благодаря начавшимся протестам, которых власти, по-видимому, не ожидали, принятие закона было перенесено на осень, а в его текст были внесены некоторые изменения.
Воля власти к тому, чтобы была вертикаль и не было институций, которые находятся не под контролем, — первый и главный побудительный мотив реформы РАН.
Как сама реформа, так и методы её осуществления были таковы, что все разногласия внутри академии — между консерваторами и реформаторами, академиками и неакадемиками, молодыми и старыми учёными, традиционалистами и западниками — были забыты и против реформы выступили практически все российские учёные. Возмущенные письма пришли и от многих западных коллег, в той или иной мере знакомых с ситуацией в российской науке.
Эта реформа имеет свою предысторию, которую полезно иметь в виду, чтобы лучше понимать, что произошло с академией.
Надо сказать, что академия давно вызывала раздражение власти. Главная причина этого, на мой взгляд, была в неполной её подконтрольности и управляемости. Пожалуй, общим местом в научной среде является тот принцип, что руководство наукой должно осуществляться на основе самоуправления и что учёными должны руководить учёные, а не чиновники. Человек, который некомпетентен в области науки (даже если он хороший управленец), не может и не должен руководить наукой. В этом сходятся все учёные, разногласия касаются путей реализации этого принципа. И это общемировой принцип.
Чиновники, желающие руководить всем, с этим принципом не согласны и стремятся подчинить себе и научные структуры — как у нас, так и за границей. Между учёными и чиновниками идёт постоянная борьба, и в разных странах они представлены в управлении наукой в разных пропорциях, но в целом в мире победа остаётся за учёными — просто потому, что чиновничье руководство губит науку и те страны, которые хотят её сохранить, от него отказываются. Главным пунктом внутриакадемической критики академии было как раз то, что в ней самоуправления недостаточно. Правительственная реформа предполагает полную его отмену, так что неудивительно, что у правительственных и внутриакадемических реформаторов общее только название — изменения, которые они предлагают, направлены в противоположные стороны.
Академия построена на самоуправлении. Как ни критикуй академиков и членов-корреспондентов, никто не может отрицать, что они — учёные, бывшие или действующие. Среди членов академии большинство — хорошие учёные. Есть, конечно, и плохие, есть и такие, кто вовсе перестал заниматься наукой. Но даже и они занимались наукой в прошлом, вышли из академической среды и хорошо себе представляют, что такое наука и какие у неё нужды.
Поскольку это самоуправляющаяся организация, то внутри академии всегда существовал дух академической свободы и академической вольности — куда больший, чем, например, в университетах. В СССР она была, скорее всего, единственным важным учреждением, где были реальные выборы, результат которых не был предрешен. Поскольку государство нуждалось в учёных и чувствовало свою зависимость от них, главным образом, конечно, от физиков, которые делали атомное оружие, оно позволяло им больше, чем остальным гражданам, и давало относительную свободу. Физики до сих пор в РАН остаются авангардом в этом отношении. Всем известно, что академика Сахарова, который был главным диссидентом, из академии так и не исключили, несмотря на давление со стороны властей.
Реформа была проведена как настоящая спецоперация
В то же время логика организации власти в нынешней России — это строгая вертикаль, Путин это никогда не скрывал. А если у вас все институции в стране встроены в эту вертикаль, то когда остаётся одна, которая в неё не входит, создается диссонанс. Так что простые соображения логики требуют устранения этого диссонанса. Почему академия должна оставаться не полностью подконтрольной, если всё находится под контролем? Это, очевидно, и является главной причиной разгрома академии, который мы наблюдаем.
Попытки подчинить академию начались примерно в 2004—2005 году. Началось с критики академии со стороны Кремля и подконтрольных ему СМИ. Одним из лозунгов этой кампании было то, что академия — это пережиток советского прошлого, это институт, которого нигде нет, что нужно всё устроить как на Западе, то есть всю науку переместить в университеты. Академию нужно отрезать от институтов и сделать клубом учёных, который ни на что не влияет. Руководство институтами должно осуществляться отдельно от РАН. Эту идею активно продвигал Фурсенко, бывший министр образования и науки, её сторонником был и нынешний министр Ливанов, занимавший тогда пост заместителя Фурсенко.
Другим упрёком было то, что у РАН слишком много собственности, которую она неэффективно использует, с намёком на то, что она ещё и разворовывается. Хотя в действительности собственность, бывшую у академии к концу 80-х годов, она в основном имеет и сейчас. Это одно из немногих государственных учреждений, которое сохранило, а не разбазарило и не приватизировало собственность. Впрочем, формально говоря, у академии собственности нет, всё принадлежит государству, есть только собственность, переданная академии в оперативное управление. Это здания, в которых находятся институты, разные земельные участки, ботанические сады, опытные хозяйства, астрономические обсерватории, разное сложное оборудование, библиотеки, архивы, кроме того, социальная инфраструктура: больницы, поликлиники, санатории и прочее.
Первая попытка реформы академии была поручена Ливанову, бывшему тогда заместителем министра. Предлагался устав академии, согласно которому руководство передавалось от избираемого президиума так называемому попечительскому совету, который должен был формироваться на следующих основаниях: по одной четверти назначалось администрацией президента, правительством и Думой и одна четверть выбиралась самой академией. Соответственно руководство академией переходило бы в руки назначенных чиновников, которых было бы 3/4 против 1/4 учёных. За эту реформу шла довольно жёсткая борьба, но тогда академии удалось отбиться, и в 2007 году был принят иной устав, разработанный самой академией, который действовал до марта этого года. Для Ливанова это было личным поражением, после этого он перестал быть замминистра, что не прибавило у него любви к академии. Так что когда новым министром образования и науки назначили именно Ливанова, в академии многие заподозрили, что для неё наступают тяжелые времена. И, к сожалению, не ошиблись.
Параллельно происходила длительная история с Михаилом Ковальчуком, братом хорошо известного Юрия Ковальчука, человека, приближённого к Путину. Михаил Ковальчук — физик, член-корреспондент РАН, возглавлял Институт кристаллографии, директором которого стал ещё в 90-е годы. Он очень хотел стать президентом академии, и власти этого тоже хотели по понятным причинам. Однако авторитет его среди членов отделения физики был очень низким, его не считали хорошим учёным и даже подвергали сомнению оригинальность его докторской диссертации (смотрите подробную экспертизу — вывод: результаты диссертации либо ошибочны, либо заимствованы без ссылок у других авторов). В любом случае, чтобы стать президентом, нужно быть академиком, а он являлся членом-корреспондентом. Провести же его в академики, несмотря на все усилия власти, не удавалось. Были даже недвусмысленные намёки Путина, хотя он, конечно, никогда прямо не заявлял, что необходимо избрать такого-то кандидата. Но Путин на моей памяти дважды приезжал на общие собрания с выборами и выступал — такого внимания президента академия не знала ни до, ни после. Перед очередными выборами вдруг вдвое повысили денежное содержание всем членам-корреспондентам и академикам. Но они всё равно проголосовали не так, как надо.
Поскольку физики Ковальчука упорно не выбирали по своему отделению, власти решили зайти с другой стороны. Было решено создать новое отделение — нанотехнологий, в которое перевели некоторых академиков, поддерживавших Ковальчука, прежде всего Велихова и Алфёрова. На это отделение власти выделили больше двух десятков дополнительных вакансий — случай невиданный. Конечно, в новом отделении со специально отобранными членами Ковальчук в академики прошёл. Но выборы в академики двухступенчатые: сначала выбирают тематические отделения, кандидат должен набрать 2/3 голосов. Затем тех, кого выбрали отделения, окончательно выбирает общее собрание, то есть все академики РАН. И здесь тоже нужно набрать 2/3 голосов. И на этом втором этапе Ковальчука в очередной раз не выбрали — двух третей он не набрал.
По слухам, Путину эта история была преподнесена как символический враждебный акт.
Произошло это несмотря на совершенно беспрецедентную и довольно грубую попытку подкупа. Перед выборами было объявлено, что нанотехнологии — приоритетное направление, что теперь на его развитие правительство выделяет финансирование, значительно превышающее бюджет всей академии, и что если выберут Ковальчука, то финансирование пойдёт через академию. Было сказано, что этими деньгами будет управлять Ковальчук, а если его не выберут, то финансирование пойдёт в обход академии через специально созданную организацию. Но члены РАН на эти обещания не соблазнились, и действительно вскоре было создано РОСНАНО, через которое пошли эти деньги. Правда, Ковальчук контроля над ним не получил. Зато на базе руководимого им с 2005 года Курчатовского института был создан Национальный исследовательский центр с тем же названием, куда были переданы исследовательские институты из разных ведомств (например, Росатома), в том числе из академии, и который получил финансирование, превышающее бюджет РАН. Огромное финансирование, которое обещалось академии в случае принятия правильного решения, таким образом, пошло мимо неё.
Наконец, в мае 2013 года на том же общем собрании, на котором в президенты академии выбрали Фортова, произошло ещё одно событие, которое, я думаю, стало последней каплей. Впрочем, и кандидатура Фортова, по слухам, властями не одобрялась — они предпочитали оставить во главе академии Осипова, но поддержка его была столь мала, что он предпочёл снять свою кандидатуру.
Директора институтов, как я говорил, выбираются отделениями, в которые они входят. Ковальчук кроме своего директорства в Курчатовском институте был директором Института кристаллографии, обычного академического института, входящего в отделение физики. Это как бы его малая научная родина, оттуда он вышел, об этом институте заботился, используя свои возможности, и был там действительно популярен. Директор выбирается на пять лет, и как раз подошёл срок переизбрания Ковальчуку. Он был единственным кандидатом, за которого почти единогласно проголосовало общее собрание сотрудников. В общем, ничто не предвещало неожиданностей — обычно в таких условиях голосование на отделении формальное. Однако авторитет Ковальчука на отделении физики был так невелик, что его не выбрали. Переголосовывали во второй раз, что обычно не делается. При втором голосовании он набрал еще меньше. И это была настоящая пощечина — на мой взгляд, совершенно лишняя и не вполне справедливая. Тем более что Ковальчук всё равно остался директором, хотя и с приставкой «и.о.». По слухам, Путину эта история была преподнесена как символический враждебный акт, атака против него лично — мол, Ковальчук в очередной раз пострадал за свою близость к Путину. Как бы то ни было, через месяц началась реформа.
Сравнение этой истории с попыткой Хрущёва «разогнать к чёртовой матери Академию наук» в 1964 году уже стало чуть ли не общим местом. Тогда Хрущёв тоже реагировал на строптивость академии — в частности, на публичную критику любимца партии Лысенко и провал на выборах в академики его соратника Нуждина. Тогда академию спасло, видимо, только то, что Хрущёв вскоре был снят со всех постов. Через полвека история повторилась — но на этот раз чуда не случилось.
Академия вела себя непокорно и к началу 2010-х оставалась единственной институцией, которая позволяла себе не следовать предписаниям сверху и делать это довольно демонстративно. Здесь следует напомнить и довольно хорошо известное «дело Петрика». Авантюрист Петрик, пользуясь поддержкой председателя Госдумы Грызлова, которого даже сделал своим соавтором, пытался получить огромное бюджетное финансирование на внедрение своих «чудо-фильтров» для очистки воды. Некоторые члены академии под давлением власти поначалу высказались о Петрике соглашательски, но затем в дело вступила Комиссия по лженауке РАН, которая вывела его на чистую воду. Руководство РАН поддержало комиссию, результатом чего был довольно острый конфликт с Грызловым и его протеже, продолжавшийся и в судах. Академия вышла победителем, но много ли было в России 2000-х институтов, решавшихся на прямую конфронтацию с председателем правящей партии и третьим номером в государственной иерархии? Думаю, и это проявление независимости академии не забыли. Как мне кажется, воля власти к тому, чтобы была вертикаль и не было институций, которые находятся не под контролем, — первый и главный побудительный мотив реформы РАН.
Второй причиной, но игравшей, на мой взгляд, гораздо меньшую роль, вопреки часто встречающемуся мнению, был интерес власти к собственности РАН, которую можно с успехом использовать для пополнения бюджета. Тем более в условиях, когда с его наполнением есть большие проблемы. Пока собственность в руках академии, с ней ничего нельзя сделать, передав же её в руки агентства, входящего в правительство, эту собственность легко «оптимизировать». Впрочем, повторяю, собственность была скорее инструментом уничтожения академии, а не целью: это показывает и наложенный Путиным годичный мораторий на операции с академической собственностью. Не исключен здесь, конечно, и коррупционный интерес некоторых чиновников и близких к власти бизнесменов. Если бы началась приватизация таких лакомых кусков, как особняки в центре Москвы, появилось бы немало желающих нагреть руки. Однако не думаю, что эти соображения оказывали влияние на принятие решения о ликвидации РАН — слишком уж высок уровень, на котором оно принималось, по сравнению с возможными плодами приватизации.
Наконец, наряду с этими двумя, политической и экономической, причинами есть и причина идеологическая. У академии были довольно серьёзные «идейные» противники, которые искренне, на мой взгляд, считали, что это неправильная система организации науки и всё должно быть как на Западе. К этой группе принадлежат выходцы из академической среды, в первую очередь Фурсенко и Ливанов — бывшие учёные. Они считают себя экспертами в организации науки, но в действительности у них довольно превратные и упрощенные представления о том, как устроена наука на Западе. Для них существует только одна модель — американская, где чисто научных институций, занятых фундаментальной наукой, действительно очень мало, почти всё происходит в университетах. Но, скажем, про европейскую модель они не знают совсем ничего и игнорируют её, хотя она гораздо ближе к нам и именно европейский опыт следовало бы использовать. А в европейских странах научные организации, сходные с РАН, играют большую роль.
В эту же группу «идейных» ненавистников входят влиятельные экономисты, близкие (сейчас или в прошлом) к власти, в том числе либеральные (среди них такие люди, как Гуриев, Ясин или Мау). Они всегда имели дело со своими коллегами-экономистами, ставшими академиками ещё в советское время, а затем избравшими близких себе по взглядам более молодых коллег вроде Сергея Глазьева. Возможно, их научный уровень действительно невысок, мне трудно судить. Как бы то ни было, «прогрессивные» экономисты считали секцию экономики РАН прибежищем ретроградов, которые ничего не делают или предлагают вредные меры и вообще плохие учёные. Беда в том, что свой опыт они переносили на всю академию. Борясь с ней, они боролись с этими своими противниками по цеху. Поэтому, например, экономисты ВШЭ и РЭШ были по большей части противниками РАН, в разной мере радикальными.
Есть и ещё одно обстоятельство, которое, вероятно, также внесло вклад в формирование враждебности к академии со стороны представителей этой группы. Как я сказал, они являются выходцами из академической среды и сами в разное время баллотировались в академию. Про Ковальчука я уже говорил, но и Фурсенко, и Ливанов, и Ясин — все они в прошлом баллотировались в академию и по разным причинам не прошли. Мау, например, совсем недавно почти стал членом академии — он был избран по своему отделению, но не получил необходимых 2/3 на общем собрании. На мой взгляд, это было несправедливо: голосование было явным образом мотивировано политически, и Мау поплатился за свою репутацию человека, близкого к Ельцину и Гайдару и вообще пришедшего из политики. И то и другое для значительного числа академиков — плохая рекомендация. Так что здесь есть основания подозревать и личную обиду. Ясин, например, считает (он это говорил в одном интервью), что если за него не проголосовали, а он крупный учёный, то, значит, это плохая организация, которая не выбирает учёных. Примерно так же, наверное, думает и Ливанов. В любом случае мне кажется, что критика институции со стороны людей, которые пытались в неё войти, но их не взяли, сильно теряет в убедительности: это напоминает известную басню про лису и виноград.
Последствия реформы РАН для науки
Главное содержание реформы — это отделение институтов от академии. Академия превращается в клуб учёных, ни на что не влияющий. За ним сохраняются какие-то экспертные функции, которые, однако, очень нечётко определены. Институты, отделённые от академии, переданы в специальный орган — Федеральное агентство научных организаций, ФАНО. В чём отличие ФАНО от академии? Главное отличие в том, что ФАНО состоит из чиновников и всё его руководство назначается. Это принципиальная позиция, выразившаяся и в назначении первого руководителя Михаила Котюкова, который в науке не работал никогда, а был раньше замминистра финансов. Он даже кандидатскую не писал, у него нет научных степеней, и в научной среде он раньше совершенно не был известен. И, я думаю, это сделано специально и демонстративно — как символ триумфа чиновников над учёными. Весь состав ФАНО тоже таким же образом назначен. Туда попало немало выходцев из академии, в том числе есть и действующие учёные, но они были именно назначены и в случае необходимости так же легко могут быть уволены. Таким образом, самоуправление отменено как принцип. Тот принцип, который лежит в основе научной организации, — учёными руководят учёные — ушёл, и теперь учёными руководят чиновники.
Результат этого решения очевиден: компетентность принимаемых решений падает. Одновременно происходит бюрократизация. Объём бумаг и уровень бюрократизации обратно пропорциональны уровню компетентности. Чем меньше чиновник понимает в руководимой им области, тем больше он требует бумаг от своих подчинённых, которые должны объяснять на понятном ему языке, что они делают и что вообще происходит. Ему приходится вводить всякие формальные критерии для оценки деятельности. Он же должен понимать, какой институт и какой учёный работают хуже или лучше. Например, приходит к нему учёный и объясняет, что у него есть гениальный проект, на осуществление которого требуется финансирование, и приносит экспертизы в подтверждение своих слов. Как ему понять, кто перед ним — будущий Гейм или новый Петрик? Если решение принимает учёный, даже если он не специалист в соответствующей области, разобраться ему гораздо проще, чем чиновнику, не знающему по своему опыту, что такое наука. Чиновнику же приходится ориентироваться на формальные показатели, по которым он может принять решение, не вникая в суть дела.
Поэтому начали придумывать всё новые и новые формальные и часто недействующие показатели. Все директора институтов, с которыми мне довелось говорить в последнее время, жалуются, что за первые четыре месяца существования новой системы объём бумаг вырос безумно — нужно подавать справки, писать нелепые отчёты, давать всё новые и новые сведения, причём часто одно и то же в разных, но жёстко регламентированных формах. Несколько раз в неделю, а то и в день приходит письмо от ФАНО, на которое нужно немедленно отвечать. А когда наукой заниматься? Для специалистов эти формальности были не нужны — они судят по другим показателям. Разница между экспертной и формальной оценкой состоит в том, что при формальной оценке вырастает уровень бюрократизации, душащей учёных. Для них это непривычно и губительно. Время, которое учёные могли бы посвятить работе, они посвящают отчётам. А для чиновников это привычный модус жизни и деятельности, они иначе не умеют. Это главный вред, который происходит от реформы. При этом в выигрышном положении оказываются те, кто умеет писать отчёты и «накручивать» требуемые чиновниками формальные показатели, — а это очень часто совсем не те, кто ведёт лучшие исследования.
Далее, совершенно непонятно, как будет действовать громоздкая система выборов директора института. Выборность как бы сохраняется, но выдвигают кандидатов совет при президенте России по кадрам и ФАНО с учётом мнения академии. Но «учёт» — это такая расплывчатая формулировка, что совершенно непонятно, что она означает. Видимо, академии будет предложено выразить мнение, но никто не обязан ему следовать.
Кроме нового устава академии есть новый устав институтов, который пока в стадии обсуждения. И он тоже в очень плохую сторону меняет ситуацию в институтах. Раньше в них большую роль играл учёный совет, избиравшийся научными сотрудниками, и никакое серьёзное решение без учёного совета директор принимать не мог. Сейчас в предлагаемом модельном уставе учёный совет упоминается, но правила его работы и объём полномочий оставлены на усмотрение директора. То есть самоуправление исчезает на всех уровнях.
В результате реформы также появились разные странности, очень мешающие жить. Например, все учреждения академии переданы в ведение ФАНО, и бюджет, который раньше был отпущен академии, теперь разделён между РАН и ФАНО. Академия издаёт научные журналы, и это очень важное направление научной и научно-организационной деятельности. Большая часть журналов, издаваемых и финансируемых РАН, выходила в издательстве «Наука», которое было подведомственно академии. Система была очень простая: есть часть бюджета, выделенная на издательскую деятельность, и академия эти средства переводит в подведомственное себе издательство «Наука». Теперь «Наука», как любое учреждение РАН, перешло в ФАНО, но средства на издательскую деятельность остались у РАН. В результате с 1 января издательство «Наука» не получило ни копейки на издание журналов, потому что это другое ведомство, а по закону академия не имеет права перевести деньги учреждению, подведомственному другой организации. И РАН, и ФАНО пытаются найти решение, но прошло несколько месяцев, а его нет. И так на каждом шагу. У нас есть две структуры, полномочия которых разделены недостаточно чётко. Конечно, всё это можно отнести к издержкам переходного периода. Однако с такого рода издержками легко мириться, если есть уверенность в том, что, перетерпев их какое-то время, в результате получишь значительное улучшение ситуации. Такой уверенности, однако, ни у кого нет. Кроме того, количество и масштаб этих издержек показывают, насколько непродуманной была эта реформа и в какой спешке она проводилась.
Главный итог реформы академии в том, что в России стало заниматься наукой менее комфортно
Ещё один пример. Академия наук за 300 лет своего существования всегда была хранителем документов, коллекций, библиотек. Есть архив РАН, архивы и музейные собрания есть во многих институтах. Некоторые музеи (например, петербургская Кунсткамера) имели статус институтов РАН и вели серьёзную научную работу. В архиве академии хранятся очень ценные документы, например, бумаги Петра I и Екатерины II, документы Ломоносова и Эйлера, архивы академии и личные архивы академиков XVIII, XIX и XX веков. Обычно все учреждения передают свои бумаги на хранение в Госархив, но для РАН сделано исключение. ФАНО такого права не имеет, поэтому никто не знает, что будет с архивами и музейными коллекциями. И это только некоторые из возникших после реформы проблем.
Что произошло с самой академией как научным обществом или, если угодно, клубом? Одно из новшеств реформы, очевидно направленное на дискредитацию и уничтожение академии, — это слияние РАН с Академией медицинских наук и Академией сельскохозяйственных наук, входящими в число пяти отраслевых, или, как иногда говорят, «малых», академий. Понятно, что РАН по своему престижу и научному уровню несравнима с этими «малыми» академиями. И медицинская, и сельскохозяйственная академии по составу своих участников гораздо слабее, достаточно просто сравнить публикации. Конечно, в обеих академиях есть очень крупные учёные, многие из которых одновременно являются членами «большой» академии, но в среднем уровень несопоставим. Теперь по закону они все сливаются в одну. Академия и так уже была слишком большая, в ней было 500 академиков и 700 членов-корреспондентов, то есть 1200 членов — это уже очень много. А теперь число академиков и членов-корреспондентов увеличится вдвое. Соответственно это очень большая организация, совершенно неуправляемая, но зато голосующая как надо, потому что независимые люди теперь там в меньшинстве. При этом многие «новые» академики, пришедшие из «малых» академий, по своему уровню уступают членам-корреспондентам старой РАН.
Кроме того, эти академии входят в «большую» академию на правах отделений. В результате у нас есть отделение сельскохозяйственных наук, в которое входит почти 500 человек, и отделение историко-филологических наук, куда входит примерно 80 человек. Когда этот план был опубликован, академические острословы предложили переименовать РАН в Академию медицинских, сельскохозяйственных и прочих наук, потому что аграрии и медики по своему количеству почти равны всем остальным, что, естественно, будет играть большую роль при любом голосовании. Ситуация абсурдная, ведь это те науки, которые не являются фундаментальными, а РАН должна заниматься в первую очередь фундаментальной наукой. В итоге авторитет академии резко падает, потому что качество академика снижается. Это напоминает одну из распространённых схем рейдерского захвата акционерного общества, когда проводится обширная допэмиссия акций, которые попадают «к кому надо»; капитал прежних владельцев контрольного пакета размывается, и они оказываются в меньшинстве — их 70 процентов акций превращаются, например, в 10.
Когда в начале июня был обнародован проект закона, вводящего эту реформу, то её главными противниками стали именно активно работающие учёные, те, кто ратовал за изменения, за реформирование академии. Это неудивительно: их предложения и предложения правительства диаметрально противоположны. Предложенные изменения — вовсе не вестернизация и модернизация академии, как это преподносится, это её советизация и архаизация. Более того, это явный регресс даже по сравнению с советской эпохой. Если реформаторы требовали большего участия учёных в жизни академии, то теперь всё наоборот, учёные вообще отрезаны от управления. Они хотели меньшей бюрократизации, а она, наоборот, возрастает. Самоуправление уничтожено полностью.
Главный итог реформы — в том, что в России станет и уже стало заниматься наукой менее комфортно. Наука генерирует новые знания. Ей занимаются люди, которые к этому имеют особый вкус и способности. Большая часть их занимается наукой, потому что им это нравится, это дело жизни, некоторые без этого не могут жить. Поэтому все 90-е годы, когда за науку ничего не платили, она продолжала существовать — люди продолжали заниматься любимым делом фактически бесплатно. По этой причине наука в России не исчезнет. Но возрастёт эмиграция, которая уже в 90-е годы была очень активной, выехали сотни тысяч и уже сложившихся учёных, и только формировавшихся. Люди уезжали главным образом потому, что оказывались перед выбором: менять ли профессию, оставаясь на родине, или продолжать заниматься наукой за границей. В последнее время этот поток уменьшился, и некоторые даже стали возвращаться. Теперь отток опять усилится.
Если говорить о перспективах, то сейчас, конечно, очень многое зависит от Михаила Котюкова, руководителя ФАНО. Как личность он производит впечатление позитивное — хорошего управленца с живыми реакциями, заинтересованного в результатах своей деятельности, прислушивающегося к чужим аргументам. Если он понимает специфику новой для него научной сферы и хочет добиться здесь положительных сдвигов, ему придётся вернуться к опоре на самоуправление учёных, на экспертную, а не формальную оценку научной деятельности. В этом случае он должен будет опираться на учёных, а не на чиновников, предоставить реальные полномочия и свободу действий научно-координационному совету ФАНО, о котором говорится в законе, но который до сих пор не сформирован. Причём сформировать его из настоящих, активных учёных, пользующихся авторитетом в научном мире, не опасаясь того, что они могут стать по многим вопросам его оппонентами. Наконец, ему будет необходимо договориться с РАН о возвращении ей части полномочий по руководству чисто научной деятельностью академических институтов, оставив за ФАНО менеджерские функции и функции обеспечения хороших условий для научной работы. В конце концов, даже авторы правительственной реформы предполагают сохранение за РАН именно экспертных функций, и если опираться на квалифицированные экспертизы при принятии решений, именно в отделения РАН логично обращаться за ними. Президиум РАН здесь тоже может привлекаться, но, на мой взгляд, именно отделения должны здесь играть ключевую роль.
Насколько Котюков при управлении ФАНО готов исходить из интересов науки, насколько он понимает роль научного самоуправления, насколько готов прислушиваться к мнению научного сообщества и насколько он свободен в принятии решений (не стоит забывать, что реформа была начата по решению президента Путина, который, вероятно, и определил её основные контуры), станет понятно уже в самое ближайшее время.
© Юлия Рыженко / Colta.ru