Вынесенные в заголовок слова – надпись на памятнике, установленном в дальневосточном селе в память о жертвах японских интервентов в годы гражданской войны. 22 марта 1919 года японские отряды ворвались в амурское село, расстреляли и сожгли заживо 257 человек, среди которых были старики, женщины и дети. «Когда люди горели в амбаре, от криков крыша как будто поднималась», — вспоминали старожилы. Спустя 100 лет не осталось свидетелей тех страшных событий, в архивах и музеях — тонкие папки документов и единственная размытая фотография смертельного обстрела села японцами, информирует «Тихоокеанская Россия», ТоРосс.

Как пишет областная газета «Амурская правда», об этих страшных событиях знают ничтожно мало не только в стране, но и в Амурской области. Но Ивановка помнит всё. И вряд ли забудет.

Интервенция

— В этой трагедии завязана политика. Все ж мечтали отхватить Дальний Восток, — вздыхает глава Ивановки с 34-летним стажем, ветеран Великой Отечественной войны, действующий советник амурского губернатора 94-летний Георгий Семёнович Ус. Он родился спустя пять лет после трагических для родного села событий, но знает о них всё, до мельчайших подробностей.

В годы гражданской войны на помощь белогвардейцам пришли союзники России по Антанте, а также Япония и США, мечтавшие создать на богатых природными ресурсами Дальнем Востоке и в Сибири свои колонии. В сентябре 1918 года советская власть пала по всему Дальневосточному краю, а спустя ещё несколько дней вся территория оказалась оккупированной интервентами. В Амурскую область вошли японские войска: они жгли сёла, грабили, насиловали. Убивали за любую связь с большевиками и партизанами.

22 марта 1919 года отряды карателей под командованием генерала Ямады подошли к Ивановке. Японцы знали, что местные жители помогали красным партизанам, и уже казнили тех, кто поддерживал советскую власть. Но в этот раз под удар попало всё село. «Вся беда совершилась после Гамовского мятежа в Благовещенске (антибольшевистское восстание под руководством атамана Амурского казачьего войска Гамова. — Прим. АП). Ивановка послала десять рот на подавление мятежа, это сыграло свою роль. Ямада пообещал: «Я это осиное гнездо большевизма сожгу», — рассказывает Георгий Ус.

Удивительно, но воспоминания потомков свидетелей тех страшных событий начинаются с одной и той же фразы: «Это был чудесный день». Все мужское население большого и зажиточного села уехало на заимки готовиться к посевной, в деревне в основном остались жёны, дети, старики.

Среди них — 16‑летняя Пелагея Вивдыч. Её уже нет в живых, но о событиях того страшного дня она рассказывала своей дочери.

— В тот день они работали во дворе, занимались хозяйством. Вдруг кто‑то закричал: «Японцы в селе!» — пересказывает воспоминания матери 72‑летняя учитель Ивановской школы, «Отличник народного просвещения» Галина Поликарповна Колос. — Мамин отец запряг лошадей в телегу, они побросали что смогли, посадили всех девятерых детей и умчались на Петровскую заимку. Сидели, пока японцы не ушли.

Как следует из документов Государственного архива по Амурской области, японские отряды подошли к Ивановке со стороны Благовещенска и деревень Константиноградовка и Анновка. «Развернувшись в цепь и открыв пулемётный, оружейный и орудийный огонь, японцы стали подходить к селу. Испуганное население искало спасения в бегстве, но за околицей его встречал убийственный огонь японцев, стрелявших без разбора по всем, кто выскакивал из села. Только благодаря тому, что японский отряд, шедший из Андреевки для оцепления юго-восточного и южного концов села, опоздал, увлекшись сожжением Андреевки, большинству удалось спастись бегством в оставшуюся отдушину», — писала «Амурская правда» в 50‑х годах.

Японцы убивали всех, кто попадался на улице. Забегали в дома, мужчин расстреливали или закалывали штыками, других сгоняли в кучу и так держали на улице или запирали в амбары. «Чёрные клубы дыма взвивались над селом. Центр Ивановки превратился в бушующее пламя. Всякий, пытавшийся что‑либо спасти из огня, получал пулю или удар штыка и бросался японцами в огонь, — писали очевидцы. — Услышав стрельбу, школы распустили детей по домам. Когда ученики ремесленной сельскохозяйственной школы вышли из здания, японцы открыли по ним огонь. Уложив несколько человек, японцы подожгли школу». Сгорели здания больницы, банка, сельское управление, две торговые лавки, новая сельскохозяйственная мастерская «стоимостью в несколько десятков тысяч золотых рублей».

У местной школы памятник учителю Алексею Матыцину. Японцы арестовали его прямо на уроке, жестоко избили и расстреляли.

Живой костёр

Самым страшным зверством японцев стал живой костёр. 36 человек оккупанты закрыли в амбаре, обложили соломой, полили керосином и подожгли. «Говорили: люди так кричали, что, казалось, над амбаром крыша поднималась, — пересказывает страшный эпизод Галина Колос. — Не знаю, правда или нет, но якобы одна девочка выжила — но никто не знает, что с ней дальше стало».

Ещё 186 человек японцы вывели на окраину села, построили в две шеренги, поставили на колени и расстреляли из пулемета. «Работу машины вручную докончили пехотинцы: идя вдоль поваленной пулями шеренги, они прокалывали штыками труп за трупом…» — писала «Амурская правдв».

По воспоминаниям бывшего амурского партизана Феодосия Моисеевича Белоконя, сохранившимся в госархиве, среди жертв расстрела было несколько жителей села Ерковцы. Одному чудом удалось спастись.
«Вспоминаю фамилии Ломако, Литовченко и других товарищей, работавших на подводах и перевозивших купленную в Будунде школу в Ерковцы. Путь их лежал через Ивановку, — вспоминал партизан. — Из шести человек двое погибли. Литовченко был приговорён к расстрелу, но так как он упал раньше прозвучавших выстрелов, ему и удалось спастись, отделавшись лишь испугом. Но в момент его падения один из раненых, упавших на него, застонал и попытался встать. Японцы, увидев недобитого, принялись колоть штыками его и всех рядом лежавших. Поэтому Литовченко получил прокол мышц бедра и лопатки».
Когда японцы ушли, он полз по снегу несколько километров до деревни. Ивановская женщина сделала ему перевязку, накормила и помогла выбраться на подводе, перевозившей трупы и раненых, в Ерковцы.

Благодаря местному храму Ивановка сохранила имена всех погибших.
«Мы бы не могли восстановить, но после трагедии перед похоронами священники всех отпевали и записывали каждого до буквочки: фамилию, имя, год рождения, — говорит Георгий Ус. — Помню, была запись: «Семья Куцевых, погибшие: три годика, шесть лет, девять лет и шестьдесят пять лет — то есть расстреляли деда с внучатами».
Всего в тот день погибли 257 жителей. Согласно документам, самому старому ивановцу было 96 лет, а самому маленькому — всего годик. Сиротами осталось более тысячи детей.

Жестокая расправа над Ивановкой стала предупреждением для других деревень — в случае поддержки партизан их ждёт такая же участь. После трагедии селу предстояло преодолеть ещё одно испытание — голод. Японцы сожгли все запасы хлеба, 58 тысяч пудов пшеницы и 57 тысяч пудов овса. Ивановцы просили помощи у сёл соседнего Тамбовского района, но получили отказ — боялись мести японцев. Но село выстояло и спустя несколько лет смогло оправиться от потерь.

Памятник покаяния

Сегодня о тех кровавых событиях столетней давности напоминают три памятника. Два поставлены ещё в советское время на местах массового сожжения и расстрела жителей. А третий появился уже в 90‑е годы — по инициативе японцев.

— В 1994 году Японская ассоциация бывших военнопленных во главе с Сайто Ракуро написала нам письмо, что их делегация хочет приехать и встретиться с жителями, — говорит Георгий Ус, который в то время уже 22 года возглавлял Ивановку. — Мы подумали и дали им ответ: мы готовы вас принять.

Спустя 76 лет после трагических событий японцы вернулись в Ивановку. Как позже признались гости, они очень переживали, но их встретили по русской традиции — хлебом-солью. Сайто Ракуро (он пять лет был в плену на территории России и принимал участие в начале строительства БАМа. — Прим. АП) предложил установить памятник погибшим ивановцам.

— А до этого я увидел по телевидению, что в Иркутской области, где тоже была интервенция, японцы поставили большой камень и повесили табличку. Вроде того, что увековечили, — хмуро говорит Ус. — И у нас они завели разговор не про памятник, а про камень. Я выслушал всё и говорю: «Мы в Японию не ездили, никого не убивали, геноцид не делали. Если речь идёт о памятнике, то давайте будем разговаривать о памятнике! А что такое камень в деревне поставить — его же собаки обоссут!» Переводчица спрашивает: «Перевести?» Я говорю: «Переводите!» Сразу меняется тема разговора. Пошли на место, где были похоронены погибшие, обсудили, какой памятник нужен, какого цвета, какая надпись должна быть.

Спустя некоторое время в Ивановку из Японии пришёл денежный перевод от ассоциации — 23 тысячи долларов. Сельсовет заказал проект: высокая белая стела с православным крестом и чеканкой с изображением скорбящей японской женщины. На монументе установлена табличка с надписью: «С чувством глубокого покаяния и глубокой скорби жителям Ивановки от народа Японии». Памятник, названный «Покаяние», открыли в 1995 году ко дню рождения села. На историческое событие из Страны восходящего солнца приехало больше 40 человек и съёмочная группа японского телевидения.

С 1995 года представители ассоциации каждый год приезжают на день рождения Ивановки: возлагают к памятнику цветы, проводят службы, на которые приходят местные жители. Перерыв был лишь однажды — в 2013 году, когда из‑за наводнения Амурская область жила в режиме ЧС.

22 марта ивановцы возлогают цветы к памятникам погибших земляков, у «Покаяния», окружённого тихой березовой рощей, село собирается на митинг в память о жертвах японцев.

— Простили ли мы их? — переспрашивает Георгий Семёнович. — Всё, что произошло, —это трагедия. Но при всех обстоятельствах, как бы трудно ни было, — это жизнь. Когда японцы первый раз приехали, я им сказал: у нас одно солнце, одно небо. Нам надо в гости друг к другу ездить, чай пить, чтобы наши дети и правнуки не видели этой трагедии. Жаль только, что, когда Великая Отечественная война прошла, про Хатынь все знали, а про нас — нет. Почему‑то всё замалчивалось. Но самое главное — эту трагедию помнят наши дети, внуки и правнуки.

«Амурская правда» благодарит за помощь в подготовке материала Государственный архив Амурской области и главного архивиста отдела использования архивных документов Ирину Попову.