Руководитель группы социальной географии лаборатории социальной и медицинской географии Тихоокеанского института географии Дальневосточного отделения РАН, директор Азиатско-Тихоокеанского института миграционных процессов кандидат экономических наук Юрий Авдеев считает, что отдельные, бессистемные, а порой и противоречивые решения власти загоняют проблемы рынка труда на Дальнем Востоке в область неразрешимого, информирует «Тихоокеанская Россия», ТоРосс.

— Юрий Алексеевич, люди по-прежнему уезжают из Приморья, но отток населения замедлился. Власти считают это хорошим признаком, а вы?

— Процесс оттока населения замедляется, но оптимизма по этому поводу не разделяю. На мой взгляд, все, кто хотел и мог, покинули Приморье. Остались только те, кому бежать некуда и незачем. Ежегодно в Приморье приезжает 70 тысяч человек: 60 тысяч прибывает из других регионов России, 10–12 тысяч — из-за рубежа. А уезжает россиян 65 тысяч, тогда как иностранцев только 8–9 тысяч Получается, какая-то часть мигрантов из республик Средней Азии здесь оседает, они-то и обеспечивают сокращение оттока населения.
Но это как бы внешние обстоятельства. Давайте посмотрим на ситуацию, сравнивая дальневосточные территории. Среди субъектов Дальнего Востока Приморье по жизненному уровню, показателем которого являются доходы населения, обгоняет только Амурскую область и Еврейскую автономию. Жители Хабаровского края «богаче» приморцев на двадцать пять процентов, Чукотки — почти в два с половиной раза. С этой точки зрения Приморский край не является таким уж привлекательным для приезжих.

— В Приморском крае обещают создать тысячи новых рабочих мест…

— А можем в реальности столкнуться с ситуацией, когда будем сюда людей зазывать, а они не поедут. И сейчас на каждого безработного две вакансии. Кто будет их замещать? Чиновники пока руководствуются в своих решениях соображениями, не всегда совпадающими с мотивациями населения. Принятый закон о «дальневосточном гектаре» вряд ли станет решающим фактором в сломе отрицательной миграционной тенденции. Не спасает ссылка на то, что это сработало полтора столетия назад, — и время не то, и потребности у современного человека иные.

— Насколько справедливы апелляции к опыту столыпинских реформ?

— Сто десятин земли выдавались переселенцам в Приморье задолго до того, как Пётр Столыпин занял пост председателя Совета министров. Когда территория к югу от Амура отошла к Российской империи, сначала сюда переселялись военнослужащие, казаки. Потом стали привлекать переселенцев-крестьян, которым предоставлялась земля и различные преференции. Это работало, ведь после освобождения населения от крепостной зависимости в Центральной России, Малороссии наблюдался серьёзный дефицит земли. В 1882 году был организован поток на судах «Доброфлота» через Одессу морским путем, затем Транссиб — миграционный поток возрос в четыре раза (с 8 тысяч человек в год до 32–34 тысяч). И Столыпин делал ставку на самодостаточных крестьян, которые могли сами себя обеспечить скотом, инвентарём, семенным материалом. Именно при нём был отменен режим порто-франко и льготы для переселенцев. И далеко не всем переселенцам, получавшим большие наделы земли, удавалось вести эффективное сельское хозяйство. Здесь требовалась иная агрокультура, и нередко после нескольких лет мучений хозяева земли передавали её в аренду либо на других условиях тем же китайцам или корейцам. Много ли найдётся желающих позариться на «бесплатный» гектар земли сегодня без инфраструктуры?

— Но и в советское время были определены долгосрочные цели и задачи, которые сработали.

— Тогда было не просто освоение природно-ресурсного потенциала, а создание нового индустриального региона: машиностроение, судостроение, рыбопереработка. В глухой тайге был построен Комсомольск-на-Амуре с его заводами, вырос Владивосток, появились Арсеньев, Большой Камень, Находка, Славянка. Потребность была в первую очередь в мужской рабочей силе. Образовавшаяся диспропорция в половом составе стала предметом заботы государства, что было обеспечено экономически и организационно и усилено массовым движением молодёжи: десятки тысяч комсомолок откликнулись на призыв Валентины Хетагуровой и поехали на Дальний Восток. Ехали эшелонами, создавали семьи.
Я сам приехал во Владивосток после окончания Московского университета в 1972 году. В комсомольской организации Дальневосточного научного центра Академии наук насчитывалось более 1 300 человек, в основном — приехавшие из европейской части страны. А много ли в Приморский край приехало выпускников столичных вузов за последние 20 лет? Или в каких центральных вузах страны за эти годы наши губернаторы или мэры выступали с призывом к будущим специалистам приехать на Дальний Восток?
В целом нужно сказать, что в Советском Союзе процесс переселения на Дальний Восток был государственном делом на плановой основе. Не идеализируя то время — конечно же, были издержки. В сельской местности для переселенцев строили новые дома, тогда как для местных жителей этого сделать было невозможно. Но доставшееся «даром» жильё не становилось стимулом закрепиться на новом месте, дом превращался в хлев, а новосёлы перебирались ещё куда-нибудь. Только тогда руководитель хозяйства оформлял дом на нуждающихся односельчан. Чтобы оценить масштабы миграции в те годы, я как-то посчитал, сколько народу «перекочевало» (то есть приехало и уехало) через Дальний Восток по десятилетиям: в 60-е годы их число составило 5,5 миллиона человек, в 70-е — 7,8 миллиона, а в 80-е годы — около 12 миллионов человек.
Как бы то ни было, но к 1991 году численность населения Дальнего Востока выросла до 8,1 миллиона человек. А за последние 25 лет Дальний Восток сократился почти до 6 миллионов, то есть на территории в 6 миллионов квадратных километров живёт населения меньше, чем в Москве.

— Сегодня в Центральной России нет людей, готовых сюда переехать?

— Ожидать неведомых миграционных потоков из других регионов страны не стоит. Население концентрируется в Москве, Санкт-Петербурге и в благодатном Краснодарском крае. На остальной территории страны население сокращается. Рассчитывать, что кто-то из Москвы поедет на Дальний Восток, — это каким же должен быть тот самый гектар? В перспективе Россию ожидает серьёзный демографический спад. Надеяться на сохранение уровня рождаемости последних нескольких лет не приходится, потому что это был кратковременный всплеск за счёт вступления в фертильный возраст относительно многочисленного поколения «антиалкогольной кампании» второй половины 1980-х. Поколение 90-х и «нулевых» этого века относительно малочисленно, и вряд ли они готовы совершить новую «демографическую революцию».

— Откуда, в таком случае, привлекать людей?

— Дальний Восток, а для начала, например, юг Приморского края, мог бы стать территорией особого миграционного режима. Я отдаю себе отчёт в том, что многие будут ссылаться на печальный опыт Европы с теми миграционными потоками, которые её захлестнули в последнее время. Но в данном случае либо мы пытаемся найти системное решение для нашего огромного региона, либо эти решения кто-то будет принимать без нас. К сожалению, пока принимаемые меры не могут серьёзно повлиять на устойчивую тенденцию убыли населения Дальнего Востока последней четверти века. И что ещё очень важно, но пока остаётся за кадром: сокращение численности населения — это только часть проблемы. Вторую часть составляет происходящая деформация структуры населения, когда сокращается численность молодых поколений и увеличивается доля лиц старших возрастов. Так называемая демографическая пирамида, в основании которой по пятилетним интервалам распределяются вновь родившиеся и последующие возрастные группы населения, может неожиданно перевернуться, когда стариков будет больше, чем молодых. Поэтому было бы разумно обсудить, наряду с уже принятыми законами о ТОР, свободном порте, «дальневосточном гектаре», проект закона об особом миграционном режиме для Дальнего Востока, а также оценить возможности создания общего рынка труда со странами Северо-Восточной Азии.
Во-первых, тем самым мы могли бы сделать ставку на соотечественников, которые проживают за рубежом. Надо предоставить преференции для открытия бизнеса, приобретения земли, для работы в бюджетных организациях. И этот режим не может и не должен ограничиваться территориями опережающего развития или свободным портом. Да, в Китае требуется введение ограничений распространения льготного режима в виде особых зон — это связано преимущественно с избытком населения. У нас же там, где человек затеял бизнес, там и есть территория опережающего развития. Во-вторых, нам необходимо сделать всё, чтобы обеспечить приток мигрантов из стран Восточной Азии. Не только из Китая, но и корейцев, японцев, вьетнамцев, тайцев.
Пока же в планах Минвостокразвития преобладает ориентация на экспорт природных ресурсов. Но что делать с теми людьми, которые здесь ещё остаются? Их явно больше, чем того требует ресурсная экономика, а значит, при таком экономическом курсе люди будут продолжать покидать эту территорию, и их не удержат все те льготы, которые им обещают.
И на такие противоречия натыкаешься на каждом шагу. Остров Русский, объявленный особой экономической зоной, так и не нашёл ни одного резидента, а откуда он возьмётся, если здесь остались неразрешенными проблемы ведения земли. Там, где территория опережающего развития, там не может быть свободный порт, и наоборот. Закон называется «О свободном порте Владивосток», значит, Владивосток — «свободный порт», но полпред предлагает на Русском создать территорию опережающего развития. Большой Камень, который по определению должен получить преференции для создания современного судостроения, становится ТОР только после ходатайства Минкультуры перед премьером, а что, в планах правительства этого не было изначально? Пока все эти движения больше похожи на экспромт, в котором решения принимаются не потому, что они являются последовательностью шагов долгосрочного и продуманного плана, а потому, что так показалось, так привиделось.

— Что же делать?

— Для начала хорошо было бы определиться, в каких сферах, где мы даже не просто конкурентоспособны, а можем занять лидирующие позиции. Когда говорят о транзитной функции или о продаже сырья в другие страны, всё это ни плохо, ни хорошо. Мы способствуем развитию чьей-то экономики, а на каждые десять единиц проданного сырья себе мы сможем купить в лучшем случае две единицы. Президент США заявил, что все должны торговать по их правилам, и он понимает, о чём говорит. Наш президент с этим не соглашается, но пока мы свою альтернативу предлагаем лишь в военной сфере. В каких видах деятельности мы могли бы задавать правила, где наш авторитет неоспорим? Таких отраслей не так уж много. Произошёл запуск с космодрома Восточный, в планах по десятку и больше аппаратов в год. Откуда эти изделия? Производятся в европейской части страны. Так, может, в качестве российского приоритета и обозначить создание регионального космического кластера на базе уже существующих предприятий оборонного комплекса, и для них, а также для привлекаемых технологий, техники, специалистов, и сконцентрировать весь набор льгот и преференций? Вот она, территория опережающего развития, вот для каких задач может работать свободный порт. Или то, что связано с Мировым океаном, — ну где ещё у России есть такой выход? Понятно, что за эти годы мы здорово подрастеряли авторитет мировой морской державы, но это можно и нужно возвращать. И всё, что связано с судостроением, освоением шельфа, использованием энергетических возможностей океана, робототехника и многое другое — это всё то, где мы могли бы занять позицию передовой экономики, и вот о каком интеграционном встраивании можно и нужно говорить.
За последнее время возникло немало культурных центров. Одним из них является университетский кампус. Но и здесь чиновничья интерпретация превращает его в некую заурядность. Начиная с названия: для кого он «Дальневосточный» — для китайцев, корейцев, японцев или вьетнамцев? Он же Азиатско-Тихоокеанский русский университет, и этим всё сказано. Кого и чему здесь обучают сегодня: с гордостью объявляют, что сюда приезжают молодые люди из 38 регионов России. А обучение пытаются вести на английском языке, то есть предполагается, что наш университет станет кузницей кадров для Силиконовой долины, или как? И после этого мы рассчитываем на рост населения Дальнего Востока? Так вот, если мы хотим готовить специалистов для своей экономики, значит обучение должно вестись преимущественно на русском языке, а иностранных студентов должно быть не полторы тысячи, а пятьдесят тысяч. И каждый год хотя бы часть из них приглашать на работу в наши компании, а те, кто уедет к себе на родину — станет нашим партнёром по интеграции.