Директор Центра исследования постиндустриального общества, член научного совета Российского совета по международным делам доктор экономических наук, профессор Владислав Иноземцев достаточно скептически оценивает сценарии всевозможных «прорывов» России куда-то, тем более на восточном направлении, информирует «Тихоокеанская Россия», ТоРосс.
- Сколько Россия существует, столько она пытается куда-то «повернуться лицом». То окно в Европу рубит, то – как сейчас – намерена совершить «прорыв на Восток», «поворот к Азии», «движение к Тихому океану». Владислав Леонидович, считаете ли вы эти идеи осуществимыми? И возможны ли после украинских событий какие-либо мегапроекты с участием западных или восточных партнёров – тот же Северный Альянс России, Америки и стран ЕС на Тихом океане?
- По части разных альянсов: безусловно, изменения произошли кардинальные, и в ближайшем обозримом будущем никто и ничего подобного с нами создавать не будет. Достаточно скептически я оцениваю и сценарии всевозможных «прорывов» куда-то, тем более на восточном направлении. Да, сейчас об этом много говорится. Восточный вектор – правительственная идея, а то, что надо «смотреть в сторону азиатских рынков», – официальная точка зрения. Но если слова произнесены с высокой трибуны, это ещё не значит, что надо воспринимать их как аксиому или истину в последней инстанции. Вопросов остаётся немало. Например, что такое азиатские рынки? Это для нас не только Китай, но в гораздо большей степени – наши союзники по Евразийскому экономическому сообществу (ЕврАзЭС) и Таможенному Союзу в Центральной Азии. Почему мы так воодушевлены сотрудничеством с Китаем, мне, честно говоря, вообще непонятно. С точки зрения экономики, Поднебесная – наш абсолютный враг, у нас кардинально противоположные интересы, но об этом давайте поговорим чуть позже. Замечу лишь, что если даже по глобусу провести от Москвы «вектор на восток», то пройдет он через Японию, Канаду, северные территории США и укажет скорее уж на Ванкувер, но никак не на Пекин.
Серьёзную проблему я вижу в том, что пока мы используем природные богатства отдалённых регионов нашей страны так же, как британцы «вычерпывали» ресурсы своих колоний – Индии и Родезии, как Испания обходилась с богатствами Латинской Америки, а Франция – Западной Африки и Индокитая. С Сибирью и Дальним Востоком мы поступаем привычным способом: в прошлые века истребляли ценного зверя, добывали золото и металлы, сейчас – качаем нефть и газ, мало заботясь о последствиях. Огромный регион «работает» не на себя, а на благо страны, богатейшие территории – всего лишь «доноры», о чьём здоровье, развитии и благополучии практически не думают. Но сохранение подобных «квазиколониальных» подходов – верный путь к тому, чтобы углубить противоречия между разными частями России и привести в итоге к дезинтеграции страны.
Наша страна обладает на сегодня «сырьевой» экономикой, экспорт ресурсов из регионов Сибири и Дальнего Востока составляет фундамент её благосостояния. Во всех по-настоящему успешных странах львиная доля национального богатства создаётся в крупных промышленных, финансовых и технологических центрах, а не в богатых сырьём, но малонаселённых штатах или округах. Однако у нас особым образом построена система государственного управления, явно устаревшая и нуждающаяся в замене – система, при которой ресурсные регионы кормят всю страну, а сами порой стоят с протянутой рукой, когда речь идёт об их собственных жизненных интересах. Поэтому первое, от чего стоило бы отказаться, – от порочной практики осуществлять на просторах восточных земель в основном крупные государственные проекты, не заботясь о том, чтобы технологический прогресс шёл «вглубь». В этом смысле опасны любые альянсы с теми иностранными партнёрами, которые готовы только брать у нас ресурсы, не заботясь (а с чего бы им это делать?) о повышении эффективности, о «технологизации» российской экономики.
Как минимум недоумение вызывают и глобальные планы государственной политики в отношении Сибири (под которой я понимаю всю ту часть территории России, которая расположена между восточным склоном Уральских гор и Тихим океаном). На сегодня они тоже являют собой в чистом виде квазиколониальный подход. Он подразумевает только «освоение» богатых ресурсами, но малонаселённых территорий, а вовсе не перераспределение полномочий или отказ от нерентабельных, помпезных, изначально нежизнеспособных стратегий и мега-программ в пользу развития инициативы самих регионов. Это идёт вразрез с практикой других стран (той же Канады, Америки и других), где ставка делается на компактные и эффективные региональные проекты, самостоятельно осуществляемые бизнес-сообществом при поддержке и контроле государства.
На мой взгляд, главный враг любого развития – так называемое «проектное мышление». Нельзя обеспечить прогресс региона, если постоянно ставить недостижимые цели или обозначать ориентиры сугубо по чиновничьей логике. Об этом, кстати, подробно говорится в книге «Сибирское благословение», которую мы вместе с доктором экономических наук, депутатом Госдумы Валерием Зубовым недавно написали и выпустили в свет в преддверии ХI Красноярского экономического форума.
- На этом форуме, кстати, обсуждался и доклад Валдайского клуба, подготовленный группой экспертов во главе с Сергеем Карагановым, – «На пути к Великому океану». Их аргументы тоже взывают у вас возражения?
- Мнений много, и обычно истина как раз и рождается в спорах, в столкновении различных позиций. Насчёт «восточного вектора» и выхода к океану формулировка мне кажется несколько неточной. Равно как и термин «Азиатско-Тихоокеанский регион». Тут мы как-то не в ладах с географией. Во-первых, если говорить о Тихом океане, то это половина всех водных пространств Земли, и на его берегах расположены страны с развитой экономикой – начиная от Аляски, Канады, США и далее Мексики, Чили, Боливии и так далее, а ещё Австралии, Новой Зеландии, Индонезии, Китая, России… Два берега одного океана на сегодняшний день равны по своим мощностям. 46 процентов совокупного ВВП стран, имеющих выход к Великому океану, – это доля Америки, Канады и Австралии, 48 процентов – Китая, Японии, Южной Кореи и других стран. 3,5-4 процента – наш удельный вес в тихоокеанском регионе. Как ни парадоксально, это достаточно выгодное положение. Россия – тот самый «балансир», который может заставить чашу весов склониться влево или вправо, так как резкого перевеса у какой-то одной из сторон нет. И будь мы умнее и дальновиднее, мы бы могли, по крайней мере, поторговаться, на чьей мы стороне – Америки или Китая, а не примыкать к одной из сторон сразу и навеки. Тем более что общую эйфорию по поводу дружбы и партнёрства с Китаем я никоим образом не разделяю.
- Китайская угроза действительно реальна?
- Нет, я говорю не об экспансии Китая на Дальний Восток. Как раз это маловероятно. Тем более, что и на государственном уровне у них такой политики нет. Китайцы настолько заняты собой и своим экономическим развитием, что им нет смысла куда-либо «наступать». Да и уровень жизни в этой стране сейчас всё-таки растёт, и довольно приличными темпами. Если говорить о демографическом аспекте, то жителей Дальнего Востока гораздо чаще заставляют уехать «на материк» не китайская экспансия, а бытовой дискомфорт, отсутствие работы и жизненных перспектив. Их вытесняют не «пришлые» мигранты, а экономическая безысходность. Привлечь же людей на Дальний Восток может появление шанса решить жилищную проблему, низкая стоимость квартир и земельных участков, льготы для бизнеса – словом, всё то, что манило энергичных и предприимчивых людей во Владивосток и в тот же китайский Шанхай в начале прошлого века. Тут ничего нового не придумаешь: романтика без экономической основы немыслима, а вот экономический фактор способен стать решающим. Говоря о том, что китайцы нам «экономические враги», я имею в виду другое. Когда мы ведём речь о судьбе Сибири и Дальнего Востока и о совместных проектах с иностранными инвесторами на этой огромной территории, возникает естественный вопрос – что китайцы могут нам дать в плане, например, опыта освоения месторождений. Китай – страна не сырьевая. И если перенимать какой-либо опыт, то скорее уж у Монголии, суверенной страны, которая по численности населения и ресурсному потенциалу сравнима с некоторыми нашими «сибирскими» регионами. Она подаёт нам пример инвестиционной гибкости и умения отстаивать интересы страны с перспективой на будущую, а не сиюминутную выгоду. Мы медное месторождение в Удокане до сих пор не разработали, а монголы своё, практически идентичное, уже вовсю эксплуатируют. С помощью британцев, канадцев и австралийцев – потому что здраво рассудили, что это страны, у которых можно учиться передовым технологиям. Американцев монголы к себе не пускают – с ними не сладить. А китайцев боятся, хотя продают им достаточно много, но в освоениях и кредитах с ними «не дружат». И этот подход мне кажется более здравым, чем наш. Китайцы не разрабатывают месторождений, похожих на наши, поэтому, кроме кредитов под залог, нам не получить ресурсов от них.
-Кое-что мы уже в виде «передового опыта» получили и даже пытаемся применить – я имею в виду систему свободных экономических зон и территорий опережающего развития. Как вы считаете, это даст эффект где-то под Магаданом или Хабаровском так же, как в своё время в Шэньчжене или Гуанчжоу?
- Не думаю, что здесь сработают прямые параллели. Слишком разные «вводные» при создании этих зон у нас и в Китае 1970-80-х. ЦК КПК не давало прямого указания вложить миллиард долларов в СЭЗ Гуанчжоу. Между государством и бизнесом действовало иное соглашение: мы вас не трогаем, а вы – нас. Государство выделяло саму территорию и освобождало бизнес от налогов на прибыль на 10 лет. На этом его «влияние» исчерпывалось. Внутри зоны бизнес строил работу так, как считал нужным. Нанимал китайских работников, платил им зарплату, страховые отчисления делал – и всё. Государство больше в его дела не лезло и свободу не ограничивало, хотя и обеспечивало минимум необходимой поддержки по части страхования и прочих социальных вопросов. Поэтому там и появились достаточно быстро настоящие «зоны опережающего развития». У нас ситуация другая, и главной остаётся проблема, кто эти ТОРы и СЭЗы в итоге контролирует. Никто, насколько мне известно, пока не просчитывал, что в этих зонах будет производиться (и сможет ли вообще), какова окажется себестоимость продукции, удастся ли её продать на внутреннем и тем более внешнем рынке, где конкуренция достаточно острая. Непонятно, кто на эти «территории» захочет прийти и зачем. Зато уже сейчас региональные власти должны отчитаться «о выполнении» – хотя, по сути, наши проекты ТОР, обнародованные с высоких трибун, – в чистом виде сказки. Этакое «вложи то не знаю что, туда, не знаю куда и получи неведомо сколько неизвестно когда». Проблема же не в том, чтобы огородить и облагородить территорию под некий расширенный «бизнес-парк». Прежде всего требуется ясный план того, какова будет мера взаимной ответственности, какие законы будут действовать, что, условно говоря, мы планируем получить на входе через эту «проходную» и что – на выходе. Пока я внятных ответов на это найти при всем желании не могу.
На сегодня, мне кажется, эти ТОРы, где в землю опять планируют закопать немереное количество государственных денег, во многом – иллюзия или утопия. Нет у нас сейчас более логичного пути, чем «затащить» иностранцев к нам, чтобы они строили здесь перерабатывающие предприятия. И не мы должны им строить трубы, по которым они станут гнать к себе добытое сырьё, а пусть делают это сами (не в мешках же за спиной нести уголь и не в канистрах – нефть). Надо максимально облегчить инвесторам налоговый режим, создать условия – но главное именно не отправлять сырьё за рубеж, а обеспечивать его переработку в России. И для этого создавать портовые мощности, производство, всю необходимую инфраструктуру, которая будет приносить доход. Условно говоря, не качать нефть в сыром виде, а построить где-то под Магаданом или Владивостоком пару производств химической отрасли, делать там полиэтилен, металлокерамику, что угодно. Прибыль несоизмерима с нынешней. Да и цена товара совсем иная, если делать его на месте из собственного сырья, а не отправлять ресурсы в Японию, а потом там же покупать готовую продукцию. Можно поставить и другую цель – перетащить корейские и японские судостроительные и прочие компании из Китая к нам. В своё время они вывели производство туда, где рабочая сила была крайне дешевой. Но Китай развивается, зарплаты растут, привлекательность «почти бесплатной» рабсилы сходит на нет. Этим моментом можно и нужно воспользоваться – хоть и не с точки зрения «рабского труда», а предложив льготы, преференции, удобные правила ведения бизнеса.
- Но китайские кредиты для нас вещь тоже необходимая. Как иначе построить, например, железные дороги, наладить всю инфраструктуру? У нас же всегда «суставы вялы, а пространства огромны»…
- Знаете, строительство железных дорог по БАМовскому подобию – тоже отголосок «проектного мышления», которое сейчас ,по сути – бред. Есть, например, программа развития Дальнего Востока, предусматривающая прокладку железной дороги на Чукотку с последующим присоединением её к БАМу. Но тянуть такие магистрали есть смысл только к океану, потому что именно морским путем идёт большинство перевозок сырья, остальные слишком дороги и потому нерентабельны. Гораздо проще построить одну ветку на Магадан, создать на тихоокеанском побережье пару новых портов с высокотехнологичными зонами переработки сырья – и отгружать его дальше. Тянуть пути до Чукотки – проект с повышенной долей идиотизма. Кстати, в США на Аляске есть только одна железнодорожная ветка – от центра штата к Анкориджу. По ней в остальные места Америки не доедешь. Нет смысла в подобном строительстве: основная продукция с Аляски вывозится морем. Кстати, хотя там ведут достаточно серьёзную нефте- и газодобычу, основу ВВП Аляски составляют рыба и морепродукты. Нефтяников здесь куда меньше, чем рыбаков и работников рыбоперерабатывающих заводов. Что же касается Китая, то более 90 процентов тех товаров, которые он доставляет в Бостон, Вашингтон, в европейские страны, идут к потребителю по морю.
- Однако идея «логистического коридора» с Дальнего Востока в Европу через территорию России не так уж фантастична. Кроме того, сырьевые компании жалуются, что на самом деле железнодорожные пути забиты и осуществлять перевозки не так-то легко…
- Я не спорю – забиты. Вопрос, чем. В основном это уголь и руда. А в каждых, например, 40 миллионах тонн угля и руды только 2 миллиона тонн готового проката на выходе. Получается, что мы возим «тяжёлую пустоту» огромными составами. Если дать тем же корейцам возможность построить в России перерабатывающий завод «под ключ», вложения в него будут в десяток раз меньше, чем потраченные за то же время деньги на перевозку сырья по железной дороге. При этом в России появится новое предприятие, рабочие места.
Кстати, попробуйте угадать, насколько увеличилась протяжённость железнодорожных путей в мире с 1850 года, когда рельсы и шпалы укладывали кайлом, до 1914-го? Хотя бы порядок цифр.
- Не знаю, могу лишь предположить. На 10, на 20 тысяч километров?
- Берите выше. За эти 34 года в XIX-ХХ веках протяженность железных дорог в мире увеличилась на 770 тысяч километров! И второй вопрос – а какие изменения произошли с 1913 по 2013 год?
- Ещё на столько же?
- Ничего подобного! Длина всех железнодорожных путей в мире уменьшилась на 6 тысяч километров. Только американцы разобрали две трети своих дорог за ненадобностью. В Калифорнию вело пять веток, сейчас осталась одна. То же произошло и в Европе.
Нам нет смысла строить огромные железнодорожные магистрали, модернизировать БАМ и Транссиб. Гораздо важнее мелкие ветки к отдельным месторождениям, развитие частной лёгкомоторной авиации, прокладка дорог, строительство местных аэродромов (на Аляске таких, для справки, 5,5 тысяч), закупка гидропланов, способных перевозить небольшие грузы в отдалённые населённые пункты – все то, что работает «на регион», а не «в глобальном масштабе». И развивать надо в первую очередь прибрежные зоны дальневосточных регионов, причём это должны быть вполне реальные вещи, которые помогут Дальнему Востоку России найти свою «нишу» на рынках Азии. А не строительство моста на остров Русский за 32 миллиарда или реконструкция Транссиба и БАМа за 1,08 триллиона, или прокладка железной дороги на Чукотку за 1,4 триллиона… Даже не сооружение за 2 триллиона рублей тоннеля под Беринговым проливом для «соединения» транспортных путей Евразии и Америки. Он не нужен – с американской стороны дорога обрывается за 800 километров от побережья. Да и Азия не так уж сильно в нас нуждается. В отличие от Европы, куда мы сейчас поставляем четыре пятых всей своей сырьевой продукции, и где ощущается огромный дефицит природных ресурсов, Азия – континент в этом плане довольно-таки благополучный. Китай, Австралия и Индонезия в совокупности добывают в 13 раз больше угля, чем Российская Федерация, а нефти в Юго-Восточной Азии добывают лишь на 20 процентов больше, чем в России. И если у нас на одного нефтяника приходится сейчас в 3,6 раза меньше добытой нефти, чем в США, а на одного шахтёра – в 6,4 раза меньше добытого угля, чем в Австралии, нет смысла пояснять, отчего так важно сейчас озаботиться «технологизацией» наших производств.
И вот что ещё следует иметь в виду, планируя и создавая геополитические или экономические альянсы. Районы земной суши, удалённые от океанского побережья менее чем на сто миль, составляют 9 процентов от общей площади всех континентов нашей планеты (Антарктида – не в счёт). Однако на этой территории производится 68 процентов мирового валового продукта. Экономика современного мира – абсолютно «морская». С этой точки зрения странной конструкцией выглядит Евразийский союз, объединяющий страны, из которых ни одна не имеет выхода к морю. Весь мир идёт в одну сторону, мы – на 180 градусов от прогресса.
- А чем плоха идея «евразийского объединения» сейчас, когда отношения с Западом у России достаточно напряженные? Таким образом возникает огромная территория, живущая по общим законам и правилам, – о чём не раз говорили эксперты и аналитики, подчеркивая геостратегическую роль подобных альянсов.
- Вы знаете, эта истерия вокруг «огромных пространств» – скорее дань традициям и стереотипам. Так, например, Александр Дугин говорит о «Хартленде» (от англиского Heartland – «сердцевина», срединная земля) как средоточии континентальных масс Евразии в виде некоего географического плацдарма, позволяющего осуществить геополитический контроль над всем миром. Опирается он на идеи известнейшего британского геополитика Хэлфорда Макиндера, выдвинутые ещё в 1904 году. Но давайте посмотрим внимательнее – что говорил Макиндер и какова была реальность его времени? Он утверждал, что территории Центральной Азии, Казахстана, Южной Сибири можно считать важнейшим геополитическим конструктом потому, что они далеки от океанов, защищены от агрессии, а технические возможности и наличие железных дорог дают шанс освоить их и сделать центральным элементом промышленной базы. И снова смотрим на дату: 110 лет назад. Экономика с тех пор стала совершенно другой. Пространства, в отличие от моря, уже никому не нужны – пример с уменьшением протяжённости железных дорог это убедительно доказывает. Снова доктрины сугубо теоретического свойства, без «привязки» к конкретным условиям и реалиям.
На мой взгляд, современная российская «Сибирь» в широком понимании этого слова, простирающаяся до Тихого океана, нужна России для осуществления очень важной цели. Не для сбора какой-то «дани», не для удовлетворения чиновничьих амбиций и даже не для укрепления наших геополитических позиций в мире, как это часто говорится. Это огромная, на много тысяч километров вдаль и вширь, «лакмусовая бумажка», посредством которой можно определить, является ли Россия действительно современной страной. То есть способно ли наше государство на реформы, самосовершенствование и – следовательно – на будущие «прорывы» к прогрессу. Способность развивать регионы, искореняя диспропорции между ними, умение создать работающие управленческие схемы, в которых главенствующую роль играют региональные инициативы и экономические проекты, направленные на повышение уровня жизни и создание благоприятного бизнес-климата в стране, – всё это не возникает на ровном месте. Необходимо радикальное перераспределение полномочий, выработка новой экономической стратегии. Это дело долгое и непростое, чреватое конфликтами интересов и мощным сопротивлением монополистов, высокопоставленных чиновников, разного рода властных персон… Но это ориентир, к которому есть смысл последовательно продвигаться. Точно так же, как это уже успели сделать многие развитые страны мира – и не пожалели об этом.
России не надо искусственно стремиться к интеграции со странами Азии и, наоборот, подпитывать антизападнические и антиамериканские настроения. Не надо пытаться стать «империей», одновременно сдавая на откуп и фактически разграбление свои ресурсы, мало что получив взамен. Чтобы стать великой, ей достаточно самой себя. Только в новом качестве и с новым сознанием.
Екатерина Добрынина
ИА «Восток России»