«Дивному тупику Руси» – 160 лет

22 перспектива набережной закрыта многоэтажной парковкой к гостинице by .
Сегодня, 2 июля исполняется 160 лет со дня образования города Владивостока в 1860 году. «Далёким, но нашенским» назвал его в 1922 году Ленин. Высоцкий сформулировал в 1967: «Открыт закрытый порт Влади¬восток». Эти формулировки двоих всенародных Владимиров точно от¬ражают противоречивую природу города, фиксируют его матрицу. На культурный код Владивостока – этого, по выражению поэта Ивана Елагина, «дивного тупика Руси» – повлияли и география, и история. Как отмечают авторы Приморской краевой публичной библиотеки имени А.М. Горького, это город, живущий на стыке стихий, информирует «Тихоокеанская Россия», ТоРосс.

Среди составляющих ДНК Владивостока – близость к океану и тайге, полуостровное положение, азиатское соседство, муссон¬ный климат. Владивостоку сложно определиться с собственным «я», потому что он соткан из противоположностей. Он южный – и в то же время северный, этакий гибрид Сибири и Сочи. Евро¬пейский – и в то же время азиатский (культурная граница между Европой и Азией, в отличие от географической, проходит именно здесь). Солнечный, тёплый, морской – и промозглый, холодный, пробирающий до костей (у тех, кто проводит здесь пять-семь лет, прорезываются жабры). Периферийный, но не провинциальный. Светлый, волнующий, манящий, фантастически красивый, как в песнях родившейся во Владивостоке группы «Мумий Тролль» – и пугающий, мрачный, депрессивный, беспросветный, как в снятой здесь же режиссёром Хомерики «Сказке про темноту».

Первая миссия Владивостока – военный форпост империи на востоке.
Потом он получил статус «порто-франко». Сюда потянулись русские переселенцы и западные коммерсанты, китайцы, корейцы, японцы…
Многие города появлялись как бы сами по себе – в устьях рек, у пересечения дорог. Владивосток нужно было придумать – как роман, как фильм, как арт-проект. Его появление в нынешнем виде не было предопределено. Он мог появиться в виде китайского Хайшеньвэя или английского Порт-Мея. Даже после закрепления нынешнего Приморья за Россией власти долго сомневались, где именно расположить главную тихоокеанскую базу империи: в Николаевске-на-Амуре? В Порт-Артуре? А может, в Посьете?

За свою короткую – всего-то две человеческих жизни! – историю Владивосток успел побыть военным постом, открытым пор¬том, злачным местечком с азиатской Миллионкой, офицерским «клубом ланцепупов» и футуристским «Балаганчиком» впридачу, белогвардейско-интервентским гнездом, главной базой Тихоокеанского флота… С основания и до 1930-х он был «дальневосточным Вавилоном». Численность азиатского населения города порой достигала половины. Самой большой диаспорой были китайцы («манзы») – строители, извозчики, рулевые лодок-«шампунек», разносчики овощей. Корейцы отличались большей склонностью к ассимиляции: охотно крестились, носили русскую одежду, учились в русских школах (в Корейской слободе Владивостока в 1914 году родился Цой Сын Дюн, он же Максим Петрович Цой, — дед музыканта Виктора Цоя). Свой район – Нихондзин Мати – был и у японцев, которые держали прачечные, фотосалоны, публичные дома. Во Владивостоке были заметны американцы и европейцы. В 1920 году в семье местных бизнесменов швейцарского происхождения родился Юл Бриннер – будущая мировая звезда кино и театра. К концу 1930-х иностранного населения во Владивостоке почти не осталось: одни уехали, других выслали. Потом город стал закрытым. Лишь в начале 90-х стали вновь появляться торговцы, бизнесмены, строители из Китая, Японии, Кореи.

Среди символов Владивостока – море, сопки, тигры, крепостные форты, Токаревский маяк, фуникулёр…
Владивосток не даёт горожанам забыть о дикой природе. Он весь — на сопках, окружён морем, так что сложно отыскать точку, откуда не была бы видна вода. Владивосток сохраняет — в хорошем смысле слова — дикость. Есть кедровый орех и зверьё в тайге, есть тёплое море, куда можно нырять за мидиями и гребешками…
Японские тайфуны, солоноватые туманы и китайско-монгольские пыльные бури из Гоби; чеховский кит и загадочная рыба «ивась», о которой писали прозаик Аркадий Гайдар и поэт Павел Васильев и которая покидает нас на десятилетия, чтобы потом вернуться и выручить в трудный год; форштевни, паруса, свинцовые эсминцы, антрацитовые подлодки-«варшавянки» — всё это Владивосток.
***
Что говорили о Владивостоке в разное время

Николай Пржевальский (исследовал Приморье в 1867-1869 годах): «Владивосток вытянут на протяжении более версты по северному берегу бухты Золотой Рог, обширной, глубокой, со всех сторон обставленной горами и потому чрезвычайно удобной для стоянки судов. Кроме солдатских казарм, в нём насчитывается около 50 казённых и частных домов да десятка два китайских фанз. Число жителей, кроме китайцев, вместе с войсками простирается до 500 человек».

Писатель Всеволод Крестовский, побывавший во Владивостоке с эскадрой адмирала Степана Лесовского в 1880 году: «Какие же достопримечательности во Владивостоке? Разве длиннокосые, женоподобные манзы в синих кофтах на базаре. Или корейцы в белых балахонах, разъезжающие по городу верхом на рыжих коровах. По части грандиозных строительных сооружений вроде доков, набережных, арсеналов и т. п. здесь пока ещё нет ничего; по части монументальной, вроде памятников, дворцов или храмов, тоже ровно ничего, — это всё в будущем. По части красоты природы — есть, говорят, места красивые, но не в городе, а там, за замыкающими его горами, к северу; городские же места если и замечательны по чему-либо, то разве по своим действительно оригинальным кличкам. Так, например, здесь есть «Голопуп», или иначе «Гора безобразия», «Гнилой угол», «Речка Объяснений», «Машкин овраг», «Блокгауз свиданий» и т.п. Общее впечатление, производимое городом. Как бы сказать это. В России бывают города и значительно хуже Владивостока; но нам он понравился не столько сам по себе, сколько потому, что, попав сюда, мы опять попали в Россию, опять увидели всё это так называемое своё, хотя и неприглядное, да всё же родное».

Антон Чехов (побывал во Владивостоке в 1890 году, возвращаясь с каторжного Сахалина) в 1904 году писал Борису Лазаревскому: «Когда я был во Владивостоке, то погода была чудесная, тёплая, несмотря на октябрь, по бухте ходил настоящий кит и плескал хвостищем, впечатление, одним словом, осталось роскошное… Во Владивостоке, в мирное время по крайней мере, живётся не скучно, по-европейски. Если Вы охотник, то сколько разговоров про охоту на тигров! А какая вкусная рыба! Устрицы по всему побережью крупные, вкусные».

Владимир Арсеньев в 1900 году: «Владивосток, находясь на широте Неаполя, имеет среднюю годовую температуру 5°, соответствующую температуре Лофоденских островов у Норвегии».

Валентин Пикуль в романе «Крейсера» описал город времён русско-японской войны: «Владивосток – край света. Дальше ничего нету».

Фритьоф Нансен в 1913 году: «Вид на город с моря очень красив, вряд ли Владивосток особенно уступит в этом отношении какому-нибудь городу. Расположенный на террасах, он очень напоминает Неаполь. Правда, тут нет на заднем плане Везувия, зато прекрасная гавань и красивые острова. На всех островах, на всех мысах, куда ни обернись, только и видишь укрепления, форты и пушки».

Николай Асеев: «Густо вплотную кипел вокруг меня незнакомый быт. Люди в синих длиннополых халатах обтекали меня сплошной массой… Непонятные фрукты и цветы окружали меня толпой. Чёрные поблёскивающие сланцем рогожи с трепангами расстилались у моих ног чудовищными пиршествами; розовые гирлянды огромных крабов висели на мачтах джонок. Город рушится лавиной с сопок в океан; город, высвистанный длинными губами тайфунов, вымытый, как кости скелета, сбегающей по его рёбрам водой затяжных дождей».

Поэт Павел Васильев описал Владивосток 1929 года: «Сладковатый, винный запах разлагающихся на берегу водорослей смешивается с запахом дыма и набухших влажных деревьев. Деревья громоздятся по откосам, карабкаясь за поднимающимися всё выше и выше домами. Улица бежит вверх на одну из сопок; если добраться до её конца, можно увидеть широкую полосу моря. Владивосток напоминает огромный потухающий костёр, груду синих, красных и голубых огней».

Первым действующим лидером страны Советов, посетившим Владивосток, стал Никита Хрущёв, пообещавший горожанам: «Это будет наш советский Сан-Франциско!». Интересно, что подобное сопоставление сделал ещё в 1923 году в романе «Трест Д. Е. История гибели Европы» Илья Эренбург: «…Что касается Владивостока, то лет через 20 он станет соперником Сан-Франциско».

Источник: Календарь дат и событий Приморского края на 2020 год

Подписывайтесь на «Тихоокеанскую Россию» во «ВКонтакте» и Telegram

Похожие записи


Комментарии запрещены.