В конце октября минувшего года специалисты ТИНРО-Центра вернулись из рейса продолжительностью более 4 месяцев. В ходе экспедиции учёные впервые провели рыбохозяйственные исследования в море Лаптевых и Восточно-Сибирском море. Там обнаружены значительные скопления промысловых ресурсов, но добычу затрудняет их расположение, рассказал в интервью Fishnews заместитель генерального директора, заведующий научно-исследовательским отделением сырьевой базы морского и океанического рыболовства ТИНРО-Центра, кандидат биологических наук Игорь Мельников, информирует «Тихоокеанская Россия», ТоРосс.
- Игорь Владимирович, с какими проблемами столкнулись исследователи в Арктике и с чем предстоит столкнуться рыболовам?
- Эти проблемы у всех одинаковы. Сейчас ничего невозможно без администрации Северного морского пути: они открывают, закрывают проливы и так далее. В начале декабря на международном форуме «Арктика: настоящее и будущее» обсуждалось предложение о переносе администрации в Мурманск, потому что через Москву очень тяжело и долго ведётся работа. А ведь там не только рыбаки: прохождение судов, «нефтянка», кого только нет… То, что часть структуры находится в Мурманске, а часть – в Москве, задерживает процесс.
Другая проблема – отсутствие научно-исследовательских судов ледового класса. Если бы у нас было судно, которое имеет ледовый класс, мы гораздо раньше получили бы разрешение администрации Севморпути и дольше работали. Наши суда применимы только на открытой воде, во льдах на них ходить нельзя, даже за ледоколом. Пока не будет нового научно-исследовательского флота, эту проблему не решим.
Вообще, экспедиции в Арктику – довольно дорогое удовольствие. Экспедиция в море Лаптевых – целевое финансирование Росрыболовства. Нам дали деньги, чтобы мы провели эту экспедицию, мы её провели. Это не ежегодное финансирование на регулярной основе. У нас есть пятилетняя программа исследований, но она вряд ли будет выполняться в полном объёме. Финансирование может быть только с двух сторон – государственное, так как мы государственный институт, либо от нефтяников. Думаю, в ближайшие годы объёмы разведки и бурения в Арктике существенно сократятся. Государство тоже вряд ли сможет выделить деньги, сейчас стоят несколько другие задачи: освоение в сторону военного присутствия, развитие Севморпути, строительство ледоколов.
В этом году мы планировали поработать в Чукотском море, но и от этого пришлось отказаться в связи с сокращением бюджета. Объём проводимых ресурсных исследований неизбежно снизится более чем в два раза – в год требуется не менее 1200 судосуток работы в море. На 2016 год планируется менее 500 судосуток. Говорить о перспективных исследованиях, в том числе в Арктике, в таких условиях бессмысленно. Думаю, в ближайшие три-пять лет не будет ни научно-исследовательского судна, ни финансирования.
- Появление в море Лаптевых чёрного палтуса – загадка для учёных. Какие ещё из полученных данных стали неожиданностью?
- Мы вообще не ожидали встретить в море Лаптевых какие-то значительные промысловые ресурсы. Но встретили. Оконтурили промысловые скопления сайки, нашли, например, клюворылого окуня – насколько я знаю, в восточном секторе Арктике его ещё не ловили. Думаю, это связано с тем, что раньше было невозможно работать на свалах глубин, которые находились подо льдом. Сейчас они летом открываются, поэтому мы, заходя туда, находим виды, которые раньше физически не могли поймать.
- Какие перспективы имеются на Севере для российских рыбопромышленников?
- Наиболее перспективное у нас Чукотское море, однозначно. Раньше оно было закрыто льдом, а вот в последние два года открывается практически вся акватория. Именно там могут обнаружиться промысловые скопления крабов, трески, может, и палтуса. В 1970-е годы в Чукотском море вели экспедиционный промысел сайки, добывали около 49 тысяч тонн. Это очень хорошая величина.
Прежде всего, для промысла будет проблемой его экономическая эффективность. Вести экспедиционный промысел в том же море Лаптевых нереально – рыба будет «золотой»: дойти туда, поймать, потом отвезти. Наиболее реален прибрежный лов небольшими судами. Ледовая обстановка позволяет завести туда два-три промысловика. Если будет небольшой перерабатывающий завод на берегу и порт укрытия, где им можно отстаиваться зимой, то эти суда-универсалы, которые могут работать и на мелководье, и на скоплениях той же сайки, находящихся на свале, обеспечат рыбой все прилегающие поселения. В том числе и военные части. Потому что сайка, на самом деле – аналог минтая. Из неё можно делать много продукции, которая будет востребована.
Недавно у нас было совещание по поводу резервных объектов. У нас под боком, в Тихом океане, большое количество сардины и скумбрии. Никто не знает, как и чем их ловить. В Арктику в ближайшее время промышленники просто не пойдут – нашему флоту, при нынешнем его состоянии, ресурсов вполне хватает. Если будет строиться новый, и, допустим, резко упадут запасы минтая – вот тогда встанет вопрос, чем занимать флот.
Хотя, это я говорю только про восточный сектор Арктики. В западном промысел вполне хороший. И сейчас он идёт, и в ближайшие годы будет.
- Как вы оцениваете уровень антропогенного влияния на экологию арктических морей? Не навредит ли их развивающееся освоение водным биоресурсам?
– Вся нефтедобыча сейчас сосредоточена в Баренцевом море – одна приразломная платформа. Больше ничего нет, и в ближайшие годы вряд ли будет.
Другое дело, там есть военные части. Они активно развиваются: появилась часть на Новой Земле, предполагаются и на всех других островах, восстанавливаются аэродромы. С этой точки зрения присутствие будет увеличиваться, и здесь есть свои экологические аспекты. В частности, ещё не решена проблема с многочисленными захоронениями радиоактивных отходов. Сейчас сделана база данных по Арктике – где, когда захоронены или утонули подводные лодки вместе с реакторами. Не только Россия, но и другие страны пометили эти места на карте и активно мониторят, не будет ли радиационного загрязнения.
Но в настоящее время Франция и Германия вывозят и топят в Баренцевом море радиоактивные отходы. На промысел это влияния пока не оказывает – всё же их не в чистом виде вывозят, как-то очищают. Но я знаю, что в Арктику ещё сливают отходы с ядерных электростанций.
Вторая проблема тоже известна. Прошлое присутствие человека оставило в Арктике большое количество брошенной техники, бочек, прочего мусора. Была крупная программа по очистке, их оттуда вывозили, но в этом году средств не было, и процесс заглох. Хотя, на самом деле, ту же Новую Землю военные и очищают, фактически закончили очистку. Но там таких районов много.
Мы не занимаемся западным сектором Арктики – исследуем восточный. Там и раньше не было особого влияния на экологию, и сейчас его мало.
- Не свидетельствует ли улучшение ледовой обстановки о глобальных климатических изменениях?
- Повышение и понижение температуры – циклические процессы, они не зависят от человека. По оценкам некоторых учёных, сейчас начался период пониженной солнечной активности. Он всегда сопровождается похолоданием, в том числе и в Арктике. Сильное понижение солнечной активности даже вызывало ледниковые периоды.
Пока мы наблюдаем потепление. Глобальное ли оно? Я бы не использовал таких терминов. Глобальное потепление – это необратимый процесс. Уже собираются огромные форумы, где решают, как сократить выброс парниковых газов. На самом деле, пара крупных вулканов, извергаясь, выбрасывает больше парниковых газов, чем всё человечество. По моему мнению, потепление сменится похолоданием, и всё вернётся на круги своя. В 1930-е годы, когда первый раз прошли Северным морским путем, как раз был период потепления. Сейчас он такой же, и никаких катастроф не видно. Пока есть такая возможность, мы можем поработать в Арктике.
Антон СТРОГОНЦЕВ
Fishnews