Октябрь – знаковый месяц для главного университета Владивостока – ДВФУ. 21 октября вуз отметит 126-ю годовщину со дня основания Восточного института, ставшего прародителем сначала ДВГУ, а позже – Дальневосточного федерального университета, крупнейшего в России центра по изучению стран Азиатско-Тихоокеанского региона. И в этом же месяце, 11 октября исполняется 100 лет со дня рождения доктора филологических наук, профессора кафедры истории русской литературы XX века и теории литературы, декана филологического факультета ДВГУ, заслуженного работника высшей школы России Нины Ивановны Великой (1925–2005). Своими воспоминаниями о ней делится её ученик и коллега доктор филологических наук Алексей Викторович Ильичёв, информирует «Тихоокеанская Россия», ТоРосс.

Великая Великая. Мемуарные заметки ученика и коллеги

Воспоминания – особенная вещь. Моя память обычно хранит какие-то фрагменты прошлого, из которых я складываю картинку в настоящем. Поэтому получается как бы двойная избирательность – одна связана с избранными фрагментами из прошлого, а другая – с интерпретациями их в настоящем. Именно поэтому в воспоминаниях отражаюсь я и в прошлом, и в настоящем. Избавиться от этой двойственности совершенно невозможно. Поэтому примем её как данность.
С Ниной Ивановной Великой я, как и все студенты-филологи Дальневосточного государственного университета, ДВГУ, впервые встретился в первом семестре первого курса, где она читала лекции по введению в литературоведение. Параллельные курсу «Введение в языкознание». Одно из самых сильных впечатлений было связано с тем, как Нина Ивановна на материале стихотворения М. Ю. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу…» демонстрировала, как обычное слово в художественном контексте превращалось в слово поэтическое, в художественный образ. На наших глазах дорога оборачивалась сложным жизненным путём человека, погружённого во вселенское одиночество. В мире царит гармония («И звезда с звездою говорит»), но в ней нет места человеку, однако он обречён искать его. И тогда человек создаёт некое особенное пространство – полуявь, полусон; полужизнь, полусмерть, в котором, наконец, находит гармонию, которую жаждал и искал. Так о лирической поэзии, о художественном слове мне до этого никто ещё не говорил. Стала понятна разница между обыденной речью и художественной, между прозой и поэзией, между языком и мышлением.
Тогда я понял, как нужно читать художественную литературу. И с тех пор увлечён этим занятием.
Помню, именно тогда среди нас стало очень модным и популярным словечко «концептуальный». Это такая деталь, которая имеет отношение сразу ко всему целому, деталью которого она является. Концептуальная деталь (слово) имеет и собственный смысл, и светится отблеском всего целого. Это было какое-то необычное знание, которое открывало механизм приращения смысла в художественном тексте.
В курсе литературоведения, связанном с художественными методами, был раздел, посвящённый реализму, который в ту пору считался вершиной художественного развития прогрессивного человечества. Были две популярные книги С.М. Петрова. Одна о критическом реализме, который сформировался в XIX веке, а вторая – о социалистическом реализме, основоположником которого был объявлен А.М. Горький. Реализм стал ведущим и главным художественным методом современной советской эпохи. Социалистический реализм требовал минимальной условности, максимального жизнеподобия и, главное, изображения действительности в её прогрессивном развитии в сторону неминуемого светлого будущего.
Такова была официальная точка зрения. Я, проявляя особенный интерес к литературоведению, пошёл на научную конференцию, в которой принимали участие преподаватели литературных кафедр. Нина Ивановна делала доклад, посвящённый вышедшему недавно роману Чингиза Айтматова «И дольше века длится день» («Буранный полустанок»), в котором прихотливо переплетались мифы и легенды из глубокого прошлого, с одной стороны, а с другой – изображалась космическая фантастическая история в современности. Всё это соединялось с изображением реальности сегодняшнего дня и утверждало глубокое несовершенство человечества.
Нужно сказать, что тогда мне стало понятно, что может существовать неверная теория. Или, сказать точнее, что искусство достаточно сложно соотносится с теорией, или еще: мысль прозаическая устроена иначе, чем мысль поэтическая.
В будущем мои научные интересы оказались связаны с творчеством А.С. Пушкина, который считается создателем художественного реализма. И только тогда я понял, что реализм – это тоже определённая мера условности. За изображённой реальностью скрывается метафоричность особого свойства, которая саму реальность наделяет смыслом, значением второго порядка.
В каком-то отношении это и было художественным открытием Пушкина, которое позволило ему собственную жизнь превратить в материал для творчества, а в творчестве найти смысл жизни («Над вымыслом слезами обольюсь»). В эти же годы вышла книга «Теория литературных стилей. Многообразие стилей советской литературы. Вопросы типологии» в Институте мировой литературы им. А. М. Горького в Москве. Издание было подготовлено Сектором теории литературы. И среди больших исследовательских статей оказалась напечатана работа Нины Ивановны, посвящённая творчеству М.А. Шолохова.
Тогда я понял, что Великая – действительно великая! Она известный учёный в стране. Что, впрочем, меня не очень сильно удивило.
Для меня очевидно, что мой выбор, связанный с изучением литературы, был во многом предопределён Ниной Ивановной.
Много позже, лет через шесть, я стал коллегой Нины Ивановны. До сих пор помню, как она представила меня студентам на первой лекции в самом начале второго семестра.
Только тогда я узнал о том, что Нина Ивановна родом из Владивостока, училась в гимназии номер один (мне довелось вести занятия в этой гимназии много позже и удалось даже парочку гимназисток соблазнить поступать на филфак). Потом поступила во Владивостокский педагогический институт. А позже стала читать в нём курс теории литературы. И занималась этим с удивительным постоянством и упорством всю жизнь. И делала это великолепно, можно сказать, царственно!
Поражала её способность и желание быть в курсе современного состояния литературного процесса.
Это стало очевидным, когда рухнули цензурные и культурные границы и препоны. С энтузиазмом Нина Ивановна начала осваивать литературу русского зарубежья, что видно по темам кандидатских работ, которыми она руководила.
Помню ещё такой эпизод. Мне нужно было что-то передать Нине Ивановне домой. К тому времени она уже жила одна в небольшой, кажется, однокомнатной, квартире. Когда я вошёл в квартиру, мне показалось, что я оказался внутри книжного шкафа! Она была не то что бы заставлена, а завалена книгами, которые составляли главное её содержание среди робко торчащей редкой мебели!
Я передал пакет, а Нина Ивановна вдруг стала извиняться за то, что не сможет напоить меня чаем, так как готовится к лекции у вечерников.
Это было не менее ошеломительно! У вечерников объём часов был существенно меньше, чем у дневников. Иначе говоря, это были сильно сокращённые дневные курсы. «Вот именно, – поясняла Нина Ивановна, – именно поэтому нужно тщательно готовится, чтобы не упустить чего-нибудь важного!».
Когда в университете усилиями Нины Ивановны Великой и Аллы Фёдоровны Прияткиной появился сначала Совет по защите кандидатских диссертаций, а затем и докторских, то я волею случая оказался первым докторантом из местных филологов, свой ученик. Я был необыкновенно горд этим обстоятельством, а ещё и тем, что моя работа была посвящена исследованию творчества Пушкина на фоне русской литературы конца XVIII – начала XIX века, а официальными оппонентами выступили, помимо моей коллеги Л.Г. Кихней, приехавшие из Петербурга В.П. Старк – сотрудник Пушкинской комиссии Института русской литературы АН СССР (Пушкинский Дом), родственник адмирала О. В. Старка, чьим именем назван пролив между островами Русский и Попова, и Р.В. Иезуитова – заместитель директора по науке Всероссийского музея Пушкина.
Было необыкновенно приятно оттого, что я оказался неплохим учеником своих учителей!
Во время прощальной церемонии с Ниной Ивановной я не смог произнести прощальной речи. Слова молчали.
Удивительно, что сразу у двух крупнейших учёных-филологов, которые одновременно явились создателями факультета русской филологии университета, были говорящие фамилии – Прияткина и Великая!
Это, конечно, не случайно. Не случайно во время празднования юбилея факультета родился речевой каламбур – Приятная Великость и Великая Приятность. Эти две удивительные женщины сами оказались воплощением очень красивой фигуры речи.

Алексей Ильичёв