- До базы оставалось полтора часа хода. Ужин на подлодке закончился. Я находился во втором отсеке и собирался подниматься на мостик, чтобы объявить боевую тревогу. Так предписывает устав: на определённых рубежах повышается боеготовность. Лодка ведь шла через входной Шкотовский створ, дальше – пролив Босфор Восточный. Надел меховую куртку, чтобы подняться на мостик. И в это время раздался страшный удар. Наступила темнота. Отдраив переборочную дверь, выскочил на центральный пост. Палуба уходила из-под ног. Крен был на правый борт. Через шахту верхнего рубочного люка шквалом обрушилась вода.
У нас на мостике стояли командир лодки, капитан третьего ранга Валерий Маранго, штурман, боцман, рулевой, сигнальщик, вахтенный офицер, матросы... Двенадцать человек. И никто ничего не заметил! Увидели силуэт корабля, когда тот подошёл совсем близко. Огромный форштевень перед носом! Дистанция – два кабельтовых, сорок секунд хода! Куда тут увернёшься? Рефрижератор шёл нам практически лоб в лоб и мог угодить в первый отсек, где находились восемь боевых торпед, а это две с половиной тонны гремучей взрывчатки. Они не выдержали бы прямого удара и наверняка сдетонировали. Рвануло бы так, что и от подлодки, и от рыбаков осталось бы мокрое место. В буквальном смысле!
Командир успел подать команду «право на борт». Носовой частью рефрижератор врезался в левый борт, удар пришёлся на шестой отсек. Подлодка легла на правый борт, механик капитан-лейтенант Валерий Зыбин успел прыгнуть в шахту верхнего рубочного люка, остальных с мостика выбросило за борт. На «Реф-13», видимо, не сразу сообразили, что натворили, с опозданием застопорили двигатели и начали бросать спасательные круги. Подняли Маранго, говорят ему: «Кто такой? Откуда?» Он отвечает: «С подводной лодки. Которую вы, сукины дети, потопили!» Спасли семерых. Выжили командир, штурман, замполит, боцман, врач... К сожалению, погибли три матроса и старший лейтенант Алексей Соколов. Замечательный был парень, с отличием окончил училище, стал лучшим вахтенным офицером бригады. Утонул. Поздняя осень, форма на меху намокла, потянула ко дну... Тело так и не нашли.
Те, кто был в пятом и шестом отсеках, погибли в первые секунды после тарана. Парней переломало от удара. Многие механизмы слетели с фундамента. Мичмана Лысенко, который стоял на вахте, раздавило станцией главного электродвигателя.
В четвёртом отсеке находилась старшинская кают-компания. Четырнадцать человек после ужина сидели, травили анекдоты. Когда пошёл шквал воды, единственное, что они успели, это загерметизировать переборку в центральный отсек. Делали то, что положено. Я видел, как они задраивали переборку с нашим отсеком, быстро вращая маховики судовой вентиляции, зная, что сами могут погибнуть. На наших глазах совершали подвиг. Спасли остальных, сами остались в затапливаемом отсеке.

Начало трагедии было положено оперативным дежурным Охраны водного района Приморской флотилии. Уходя на ужин, он оставил мичмана, забыв его предупредить, что на базу возвращается подводная лодка. А тот, ничего не зная о С-178, разрешил выход рефрижератору, который стоял на якоре в бухте Диомид.

— Рефрижератор к тому времени стал переоборудованным теплоходом, который перевозил различные грузы. В частности, в тот день, двадцать первого октября, они были загружены кирпичом. Стояли на якоре, оформляли разрешение на выход в море и отмечали день рождения старшего помощника капитана Курдюкова. У них в кают-компании был накрыт стол. Разрешение на выход им дали по ошибке. Старпом Курдюков, решив сократить путь, самостоятельно изменил курс на запрещённый. Судно вошло в район боевой подготовки Тихоокеанского флота, где находилась С-178. Там везде, на острове Русском, на мысе Голдобина, на Жидкова, стоят посты наблюдения сорок седьмой бригады ОВРа, которые проморгали «пирата». А на рефрижераторе, чтобы их не завернули, вырубили ходовые огни. И они пошли в темноте вдоль берега по запрещённому району, полностью сливаясь с островом Русским. У них на борту был один трезвый — третий помощник капитана. Он докладывал, что видит нас, и пеленг не меняется. Согласно инструкции, требовалось срочно изменить курс. Но Курдюков, управлявший судном, лишь отмахнулся, заметив, мол, проскочим, это, наверно, рыбаки на баркасе селёдку ловят... Они посчитали, что впереди мелкая посудина, которая уступит им дорогу. Капитан рефрижератора даже не появился на мостике, как лежал в каюте на койке, так и не поднялся.
От удара сорвало плафоны с креплений, моментально вырубился свет. Наступила кромешная тьма. Восемнадцать моряков из четвёртого, пятого и шестого отсеков не успели загерметизировать переборки и погибли сразу после аварии, в первые две минуты. Мотористы, электрики... У них не было шансов. Парни действовали строго по уставу, задраили переборку в центральный отсек, остались в затапливаемой части лодки и спасли остальных. В седьмом отсеке, самом дальнем, в живых осталось четверо. Это выяснилось позже. А тогда я пулей рванул в центральный пост. Начальник штаба бригады капитан второго ранга Владимир Каравеков оказался в первом отсеке. Хороший был моряк, командир прекрасный. К сожалению, Владимира Яковлевича подвело слабое сердце, после столкновения он свалился в предынфарктном состоянии и не мог руководить спасательной операцией. Даже речь давалась ему с трудом. А действовать надо было быстро.
Попытались продуть воздух, чтобы всплыть на поверхность. Бесполезно! Всё равно, что Тихий океан перекачать. Мы ведь не знали, что прочный корпус распорот, словно консервная банка. А прибор показывал: лодка на перископной глубине – семь с половиной метров. Потом выяснилось, что глубиномер заклинило от удара.
Догадались, что лежим на грунте. Из-за сильного крена на правый борт ровно встать не получалось, мы, как обезьяны, ползали по центральному посту, хватаясь за клапаны, торчащие трубки... Кроме меня в третьем отсеке оказалось ещё шестеро. Механик подлодки Валера Зыбин и пять матросов. Трюмный, молоденький, неоперившийся паренёк по фамилии Носков забился в угол и самостоятельно выбраться не мог. Кое-как вытащили за шкирку. Хорошо, что нашли! Отсек-то затапливался, через полчаса вода поднялась до уровня колен. Разве в темноте разберешь, откуда именно подтекает? Словом, мы оказались в мышеловке, надо было ноги уносить. И тут мне докладывают: во втором отсеке пожар! Произошло замыкание батарейного автомата, питавшего подлодку от аккумулятора. Представляете, что такое пожар в замкнутом пространстве? Но ребята-связисты – молодцы, справились. Командир отсека капитан-лейтенант Сергей Иванов дисциплину держал. У него опыта было даже поболее, чем у меня. Да и по возрасту он старше, за тридцать лет против моих двадцати семи... Впотьмах, на ощупь мы кое-как присоединили маленькую лампочку к аварийным источникам питания от радиостанции. Хоть какой-то свет! Во втором отсеке находились восемь человек, итого – уже пятнадцать. А дышать-то нечем. Угарного газа наглотались, стоим, покачиваемся, с трудом соображаем.

Знаете, экипаж считается отличным не только, когда точно стреляет торпедами или ракетами, решает другие боевые задачи, но и при умении правильно выйти из сложной ситуации. Горжусь своими парнями, ни в чей адрес не скажу дурного слова. Все действовали достойно. И спасались вместе, без паники, и погибали мужественно...

Какое-то время первому отсеку удавалось держать связь с матросами из седьмого отсека. Там были ещё живы четыре матроса, которые два часа боролись за жизнь. Пытались открыть выходной люк, но от удара его заклинило. По внутрисудовой телефонной связи попрощались с ребятами из первого отсека и затихли... Они погибали очень страшно. Но успели, так же как матросы первого отсека, выпустить аварийно-сигнальный буй, чтобы легче было работать спасателям.

Большие поплавки красного цвета всплыли на поверхность, обозначив местонахождение подлодки. Носовой буй работал как антенна. Он «выпрыгнул» на поверхность вместе с кабелем и гарнитурой. Подводникам удалось установить связь с «землей». Им сообщили, что к ним направляются спасатели «Машук» и «Жигули», а также спасательная подводная лодка «Ленок». К счастью, третий и четвертый торпедные аппараты на подлодке, которые обычно использовались для ядерных боеприпасов, в этот раз оказались свободны. Иначе у подводников не было бы шансов выбраться наружу.

— Нас было двадцать шесть человек, а индивидуальных дыхательных аппаратов (ИДА-59) — только шестнадцать. У каждого подводника «идашка» находилась там, где расположен его боевой пост. В разных отсеках. Вода поступала стремительно, всего удалось собрать шестнадцать аппаратов, часть из них мы прихватили, покидая центральный пост. Если бы на борту хватало комплектов изолирующего снаряжения подводника, мы и спасателей не ждали бы, сами выбрались на волю.

Сергей Кубынин несколько часов переговаривался со спасателями, пока к полуночи не разыгрался шторм и к утру не оборвался кабель аварийно-спасательного буя. Приёмник замолк.

— Пока была ещё связь, мы договорились, что водолазы через третий торпедный аппарат передадут нам недостающие дыхательные аппараты. Мы затопим отсек и будем выходить из этого ада все вместе. Рядом с нами на грунт ляжет спасательная подлодка, и при выходе водолазы будут переводить нас на «Ленок». Но на «Ленке» была неисправна гидроакустическая станция, они сутки не могли нас найти. Я считаю, что использование спасательной подлодки «Ленок» было фатальной ошибкой. У неё был полностью выработан моторесурс, кроме того, вышел из строя гидроакустический комплекс, они шли в ремонт. Но во Владивосток прибыл главком ВМФ Сергей Горшков. Все встали по стойке «смирно». И не нашлось смельчака, который бы не побоялся ему доложить, что «Ленок» не готов к спасательным работам. Вместо нескольких часов понадобилось почти двое суток, чтобы приступить к спасательной операции. Для определения наших точных координат пришлось спускать водолазов, те цепляли специальные шумовые маяки... Ну ладно, час, два, пять, но не сорок же часов искать лодку на глубине тридцать четыре метра, правда?

Под давлением, без угрозы получить кессонную болезнь, можно находиться около 12 часов. На борту было 16 дыхательных аппаратов. И 16 человек могли бы выйти через торпедный аппарат, не дожидаясь спасательной лодки. Остальные остались бы ждать недостающие спасательные комплекты ИСП-60. Но снаружи была тишина. Температура в отсеках продолжала падать. Дышать становилось всё труднее.

— Все держались молодцом, чётко выполняли команды. Правда, через какое-то время ребята начали потихоньку сникать. В отсеке стоял жуткий, смертельный холод. Видя, что настроение у ребят на нуле, все замёрзли, я решил достать из сейфа канистру со спиртом. Говорю: «Давайте, жулики, несите спирт, который вы разбавили». Мы как-то пришли с моря, а оставшиеся на вахте матросы умудрились вскрыть сейф, отлили спирт, а чтобы я не заметил, разбодяжили водой. Налил им граммов по тридцать. Все повеселели. Чтобы поднять боевой дух матросов, решил их наградить. У меня в сейфе, в коробке, лежали знаки отличия и печать. Я вручил кому «Мастера ВМФ», кому «Специалиста ВМФ первого класса», кому «Отличника ВМФ», кому жетон «За дальний поход». Не имел права это делать, но в той обстановке сделал это. Ребята сдавали главный экзамен в их жизни — на выживание. Сказал: «Доставайте военные билеты», — и присвоил им очередные звания, одному — старшина первой статьи, другому — старшины второй статьи. Всё согласно уставу, в зависимости от должности. Все знаки отличия и классность занесли в документы, в военные билеты. У ребят появилась надежда. Никто потом не посмел пересмотреть или отменить это решение.
Связи с землей по-прежнему не было. Тогда решил отправить наверх двух связных. В торпедный аппарат загрузили начальника РТС Сергея Иванова и командира отделения трюмных машинистов Сергея Мальцева. Выпустили буй-вьюшку, которая потянула за собой буйреп — специальный трос с мусингами. По нему ребята и пошли потихонечку наверх, стараясь хоть как-то соблюсти режим декомпрессии. Их приняли на спасательном судне «Машук». Я рассчитывал, что они доложат обстановку, но начальство их ни о чём расспрашивать не стало, ребят тут же поместили в барокамеру.

В группе матросов были совсем сникшие ребята, как говорит Сергей Кубынин, психологически подорванные. Двух «слабаков»-первогодков старпом решил отправить наверх в сопровождении старшины команды трюмных Дмитрия Ананьева. Как потом выяснилось, на поверхности их в сумерках поздно заметили. Моряки успели нахлебаться воды и погибли. Тела их так и не нашли.
Когда шли вторые сутки, подводники, наконец, услышали стук по корпусу носового отсека. Но прошло ещё достаточно много времени, пока водолазы со спасательной лодки «Ленок» загрузили в открытую трубу торпедного аппарата четыре дыхательных аппарата и комплекты гидрокостюмов. В записке было сказано: «Ждите новую кладку».
Начальнику штаба Каравекову между тем становилось все хуже. Сергей Кубынин решил выпускать на поверхность третью группу.

— Владимира Яковлевича Каравекова мы очень ценили как товарища и грамотного начальника. Но его, видимо, погубила грядущая ответственность. Он погиб уже в торпедном аппарате, у него остановилось сердце.

Когда же были получены все недостающие дыхательные аппараты, подводники затопили отсек, оставив небольшую воздушную подушку, чтобы дышать. Открыли третий торпедный аппарат, заполнили его водой, сравняв давление с забортным. Было расписано, кто за кем из оставшихся 18 моряков выходит.

— Первым пошёл Федя Шарыпов, смотрим, он начал пятиться, мы услышали: «Нас замуровали». Водолазы по собственной инициативе завалили аппарат резиновыми мешками с провизией. Решили нас покормить на третьи сутки. Услышав, что выход закрыт, матрос Пётр Киреев потерял сознание. Видимо, парень держался из последних сил, сказалось отравление углекислым газом, окисью углерода, хлором, парами соляры. Отсек был затоплен, помощь не окажешь... Мы ему только поддули костюм, чтобы он оставался на плаву.

Выталкивать мешки с едой отправился механик Валерий Зыбин. Вскоре подводники услышали три заветных удара по торпедному аппарату. Путь был свободен.

— Выходили уже всей оставшейся группой, один за другим. Водолазы с «Ленка» встретили только первых шесть наших подводников. Главное было не дать им сразу всплыть на поверхность, ведь мы более двух суток были на глубине. Первая шестёрка попала в барокомплекс «Ленка», который, кстати, был рассчитан на шестьдесят два человека. А остальных наших ребят уже никто не встречал у торпедного аппарата. Все выскакивали сами на поверхность. Матроса Леньшина, который выходил в середине основной группы, так и не нашли. Парень пропал. Потом разбирался, спрашивал: что же вы, ребята, так не по-товарищески? Бросили меня и ушли. А командир «Ленка» отвечал: «Серёга, мы сами чуть не утопли! У нас же аккумуляторы сдохли!» Они сутки сидели в темноте, чтобы хоть как-то сэкономить заряд батарей и подняться потом на поверхность.

В одном из спасательных комбинезонов, которые им передали водолазы, не было свинцовых стелек, которые предназначены, чтобы человека не переворачивало в воде. Старпом Кубынин взял его себе. Выходил последним.

— Не было уже ни спасательной лодки, ни водолазов. «Ленок» уже сам стал к тому времени загибаться, на подлодке окончательно села аккумуляторная батарея. Спустя двадцать пять лет я нашёл в Находке водолаза с «Ленка». Сергей Овчинников рассказал, что он был последним, кто заканчивал спасательные работы тогда на дне. Ему сообщили, что меня спасать уже бесполезно, потому что у меня уже кончился кислород.

Из-за отсутствия свинцовых стелек Сергей Кубынин выходил вверх ногами.

— Попробовал подняться на надстройку лодки, держась за леер. Надеялся пройти до рубки, оттуда забраться к перископу. Это всё-таки на десять метров ближе к поверхности, давление воды не такое сильное. Но, карабкаясь к перископу, потерял сознание. Запаса воздуха для всплытия уже не хватило. Но аппарат устроен так, что дыхательный мешок, создающий положительную плавучесть, выталкивает человека на поверхность. Меня выбросило с глубины, как пробку от шампанского. Потом рассказывали, что ребята подцепили меня багром и закинули в ялик. Первым ко мне кинулся не врач, а особист. Распорол ножом костюм, тут же полез в карманы, вытащил у меня печать и вахтенный журнал, где я записывал всё, что с нами происходило. Этот вещдок, кстати, потом исчез и не был приобщен к уголовному делу.
Очнулся Сергей Кубынин через 12 часов в барокамере спасательного судна «Жигули».

— Пять с половиной суток приходил в себя по особому режиму рекомпрессии. Потом я узнал, что, когда главкому Горшкову доложили, что последний из подводников в барокамере пришёл в себя и в шесть утра у него заканчивается режим рекомпрессии, он сказал: «Мы их с цветами встречать не будем». Это можно было расценить как приговор командиру нашей подлодки. Мы поняли, что всю вину по линии флота повесят на командира. Мы не ошиблись в своих предположениях.

В госпитале, куда Сергей Кубынин попал после барокамеры, ему поставили семь диагнозов, что привело к 9 операциям. Медики определили у него двухстороннюю пневмонию, отравление углекислым газом, отравление кислородом, окисью углерода, пневмоторакс, баротравму лёгких, кессонную болезнь...

— Когда меня спустя четыре месяца выписали из госпиталя, я шёл первый день по бригаде, навстречу мне попался новый комбриг Иванов. Поприветствовал он меня своеобразно, сказав: «Что ты не занимаешься списанием подводной лодки? Я тебя тоже посажу!»

Приговором военного трибунала Тихоокеанского флота командир подводной лодки С-178 капитан третьего ранга Валерий Маранго и старший помощник капитана «Рефрижератор-13» Виталий Курдюков были приговорены к тюремному заключению сроком на 10 лет и 15 лет с отбыванием в исправительно-трудовой колонии общего режима.

Сергею Кубынину сулили должность командира на новом корабле и учёбу в академии, правда, с одним условием: если он отзовёт поданную в защиту командира подлодки кассационную жалобу. А старпом по-прежнему настаивал на пересмотре приговора Маранго. И его опять грозились посадить, уже прокурор флота полковник юстиции Перепелица. Кассацию Кубынин не отозвал, поставив тем самым крест на своей карьере.
Но Сергей Михайлович всё-таки дослужился до звания капитана первого ранга, правда, в структуре другого ведомства. С отличием окончил Военно-инженерную академию имени Куйбышева. Командовал поисково-спасательным отрядом, был старшим механиком на спасательном судне «Полковник Чернышов» на Москве-реке, работал в центральном аппарате МЧС России. В 2003 году уволился в запас.

***

Все годы, прошедшие со дня аварии, Сергей Кубынин добивается реабилитации командира подлодки Маранго. Валерия Александровича уже нет в живых. Колония подорвала его здоровье, после освобождения он прошёл обучение на гражданских судах, ходил капитаном в прибрежном флоте. В 2001 году его не стало. Также Сергей Михайлович добивается награждения погибших подводников С-178. Пока безрезультатно.
О подвиге экипажа С-178 у нас предпочли надолго забыть. А в далёком Перу в прошлом году вспомнили, как отчаянно боролись за жизнь в 1981 году советские моряки. Командующий подводными силами Антонио возложил венок погибшим морякам С-178. Прозвучал Гимн России.

Не так давно во Владивостоке на здании средней школы №60 открыли мемориальнгую доску памяти Алексея Соколова. Вот как в письме от 9 февраля 2019 года отозвался о его подвиге в своём обращении к губернатору Приморского края О.Н. Кожемяко Герой Советского Союза вице-адмирал Рудольф Александрович Голосов, бывший в 1981 году начальником штаба Тихоокеанского флота:
«Открытие памятной доски Алексею Соколову безусловно сыграет положительную роль в воспитании молодого поколения Владивостока и края в целом. Будет справедливым по отношению к погибшим морякам-подводникам и их родственникам и с удовольствием воспринято ветеранами ВМФ ТОФ. Я, в дни катастрофы начальник штаба Тихоокеанского флота - руководитель спасательных работ по спасению экипажа ПЛ С-178, обращаюсь к Вам, Олег Николаевич с надеждой на правильную оценку степени мужества, проявленного Алексеем Соколовым, результатом которой станет открытие памятной мемориальной доски на школе, которая воспитала достойного защитника Отечества, в целях увековечивания подвига моряка-подводника, не вернувшегося с моря, и воспитания молодого поколения, будущих защитников нашего Отечества. С уважением, Герой Советского Союза вице-адмирал Р.А. Голосов»

Во Владивостоке на Русской улице живут мама Алексея Соколова Мария Тимофеевна, родной брат Владислав, которые ежегодно 21 октября приходят на Морское кладбище поклониться погибшим подводникам подводной лодки С-178 и на протяжении 40 лет ждут возвращения Алексея…

Завтра, 21 октября, в полдень на Морском кладбище Владивостока состоится митинг памяти экипажа подводной лодки С-178.